Его культ убили не противники коммунизма, а равнодушие
Просто он стал никому не интересен.
В сознании самого молодого поколения он занял место в пыльном запаснике исторического музея — где-то между Чингисханом, Наполеоном и Гитлером. Разговоры о его выносе-невыносе из Мавзолея уже мало кого возбуждают — агитпроп иногда «включает» эту тему, чтобы отвлечь общественное внимание от реальных проблем. По всем соцопросам, Ленин всё меньше волнует Россию: согласно опросу ВЦИОМ, в 2001 году 40% россиян относились к нему с уважением, сейчас, спустя десятилетие, — 34%, в 2001 году индифферентно относились 21%, сейчас — 39%. И, думаю, это хорошо. Плохо иное — что его фигура оказалась недоосмысленной и что его культ оказался обратно пропорционален культу Сталина. В Сталине теперь многие вдруг увидели «нулевой километр» — абсолютную точку отсчета, опираясь на которую, можно найти в собственной жизни новый смысл, обрести веру и надежду (о любви, разумеется, речь не идет). Сталин — как новый Робин Гуд, при котором не было несправедливости и олигархов-мироедов. Сталин — как Отец Империи и Победы-1945. Именно такому сказочному Сталину поставили памятник в 2010-м в Запорожье. Правда, в новогоднюю ночь на 2011-й год в том же Запорожье памятник Сталину взорвали, но это был совсем иной Сталин — истребитель народов, творец страны-концлагеря, Отец Голодомора-1933.
В нашем семействе Сталина все ненавидели, но до горбачевской Перестройки о нем старались не вспоминать. Когда я, любознательный пионер, начал задалбывать свою бабушку вопросами о Сталине, она послала меня на чердак, где лежала подборка «Правды» и «Известий» с XXII съезда КПСС — именно там было принято решение усилить борьбу с культом личности Сталина, переименовать десятки Сталинбургов (Сталинград вскоре стал Волгоградом, Сталино — Донецком), а самого вождя — вынести из Мавзолея и захоронить у Кремлевской стены.
Я почитал те газеты из далекого 1961 года — и больше о Сталине никого не спрашивал.
А вот мое собственное отношение к Ленину сложнее — оно пережило три этапа: пионерского приятия, жесткого отрицания и сложного сочувствия.
I. Сначала, в детстве, я верил, что Ленин — хороший и добрый, почти как Дед Мороз. Кстати, кинематограф и пропаганда сталинских времен сознательно из этого решительного, бескомпромиссного, жестокого человека «лепили» именно «Деда Мороза» и «друга всех детей»: на таком фоне сам Сталин должен был выглядеть ну просто средневековым рыцарем и немногословным сверхчеловеком. Однажды, в третьем классе, в школу привели дедушку одноклассницы — он рассказал, что в молодости живого Ленина видел (хотя, если прикинуть по годам, возникают сомнения). Я спрашивал своих родителей — а почему наши предки не видели Ленина? (Потом, правда, оказалось, что один из наших предков таки видел — но не живого Ленина, а живого Гитлера.) Почему у нас дома нет книг о Ленине? Почему у Сережи (одноклассника) — о нем несколько больших книг с картинками — про зеленую лампу, про большую и дружную семью Ульяновых и еще про что-то, а у нас нет вообще? И почему вы, такие умные и продвинутые, не члены партии?
Они отшучивались: мол, подрастешь — поймешь.
Я подрос.
II. И оказалось, что Ленин — это демон, а все большевики — кровавые убийцы и нечеловеки, уничтожившие десятки миллионов добрых и достойных людей.
В горбачевские времена официальная идеология в борьбе за «обновленный курс» КПСС сначала «сдала» только «плохого» Сталина (начиная с фильма «Покаяние») — за «хорошего» Ленина какое-то время еще боролись. До сих пор помню: впервые в советской печати о том, что Ленин — тоже «плохой», прочитал в статье Василия Селюнина «Истоки» в «Новом мире». Потом были письма Короленко к Луначарскому, «Окаянные дни» Бунина, Солженицын и всё-всё-всё остальное на тему Ленина — садиста, революционного маньяка, извращенца и сатаны.
Мысль о том, что рядом с Лениным даже Сталин — просто мелкий бес, автоматически героизировала всё то, что было до них. Император Николай II, его семейство, а также поручик Голицын, корнет Оболенский и прочие обитатели «России, которую мы потеряли» — это чудные, почти идеальные люди, Белая гвардия — это Воинство Небесное, и если бы не красные, то к концу XX века Российская империя была бы круче США, Англии и Германии вместе взятых, а ее население было бы как пол-Китая.
А потом оказалось, что Ленин — это то ли гриб, то ли социальная плесень. (Сергей Курехин стал всесоюзно известен не благодаря своей авангардной музыке, а именно благодаря Ленину-грибу!) И что неплохо было бы все многочисленные улицы, проспекты, библиотеки и города его имени переименовать из Ленина в Джона Леннона. Правда, переименовали только Ленинград, да и то — вовсе не в Lennon-City; последний перформенс, вполне в духе 1990-х, года четыре назад состоялся в Харькове — по поводу проспекта Ленина / Lennonʼа.
Имя Карла Маркса перестало для меня быть ругательством совсем недавно: в связи с мировым кризисом «Капитал» вдруг стал бестселлером. К тому же оказалось, что рядом с роддомом, в котором я родился, стоит самый первый в России памятник этому то ли эсхатологическому пророку, то ли талантливому социологу, то ли «не-главному» экономисту («главный» экономист — это, как известно, тетя Циля на швейной фабрике из анекдота).
III. Но потом я стал еще старше, и понял, что в социальной истории чудес не бывает, и что ее невозможно воспринимать как черно-белое (точнее, красно-белое) кино.
Непросто привыкнуть к мысли, что и Ленин, и Сталин — очень сложные исторические фигуры, а не Деды Морозы и не обычные демоны-головорезы, пусть даже на каждом из которых — миллионы невинных жизней.
Ленин ведь не только возглавил Октябрьский переворот (кстати, вне всякого сомнения, он — гениальнейший политический технолог и рекламист!). Ленин замахнулся на большее — на онтологическую революцию. Не просто на переустройство Российской империи и даже всего мира, но на переустройство бытия-как-такового.
Считается, Ленина наняли как революциомейкера на чужие, немецкие и американские, деньги. Однако он — гений рефлексивного управления, поэтому кто кого использовал — разнообразные парвусы, яковы шиффы и германские заказчики его — для разрушения Российской империи, или он их всех — для реализации своей идеократической утопии — это еще вопрос.
При всём ленинском атеизме французского пошиба, при всей его далекости от богоискательства и культуры Серебряного века, коммунизм и ленинизм — это вовсе не проекты по борьбе с религией, это — новая альтернативная религия, новый проект богочеловечества, новый «штурм небес». Ну а Ленин (и, возможно, Троцкий) — это российский вариант Мартина Лютера. Хотя при всем ленинском рационализме, коммунисты создали новую, иррациональную, модель бытия и совершенно сюрреалистическую реальность.
Вообще, российскую революцию вдохновили метафизики, утописты, космисты и богоискатели — вроде того же Николая Федорова. А те, кто похуже и поциничней, лишь «сдали карты». Хотя, по большому счету, революцию сделали не беси-коммунисты, а микробы внутреннего гниения — несбалансированность российского социального организма, неспособность адаптироваться к условиям меняющейся среды, низкая восприимчивость к инновационному развитию, феодальная иерархия, при которой система выталкивает из общественной жизни социально активных личностей — именно такие потом становятся революционерами.
Коммунизм и социализм — это альтернатива Модерну и капитализму, но альтернатива не столько экономическая или политическая, сколько онтологическая, бытийная.
Коммунизм и социализм по-ленински — это альтернативные, некапиталистические, небуржуазные проекты модернизации российского общества. Гностические по своим истокам, утопические по своим целям, отрицающие и даже преодолевающие логику западного Модерна. Альтернативные природе человека — именно как «социального животного». Советский коммунистический модернизационный проект отличался от столбовой дороги западной модернизации примерно тем же, чем чудесное преображение отличается от длительного эволюционного развития.
И богоискатели, и коммунисты с социалистами конструировали нового человека, который преодолевает свою животную греховность и несовершенство. В каком-то смысле, Ленин — это профессор Преображенский и доктор Франкенштейн в одном флаконе. Они все хотели создать нового совершенного человека — человека преображенного, посткапиталистического, постэкономического, преодолевшего грехопадение и тление. В этом они подобны алхимикам, пытавшимся неблагородные металлы превратить в золото. Однако преображенное коммунизмом человечество, точнее, его немалая часть, оказалось безблагодатным сонмищем хамов, монстров и чудовищ.
Коммунизм и социализм по-ленински — это победа над смертью, грехом и тлением. Это попытка затолкать человечество в Эдемский Сад. Но прикладами и с черного хода.
Эксперимент не удался, хотя именно его остатками и достижениями мы сегодня в основном пользуемся.
И, вне всякого сомнения, тему о Ленине как социальном алхимике, альтернативном модернизаторе, Франкенштейне и профессоре Преображенском я бы не стал обсуждать с жертвами красного террора, ГУЛАГа, Голодомора или с диссидентами брежневских времен.
Думаю, в лучшем случае, они бы меня не поняли. А то и поколотили — очень больно.
И я их в этом даже понимаю…
