Гарри Каспаров, лидер Объединенного гражданского фронта РФ: Многие американские президенты в общем придерживались такого прагматичного взгляда не только по отношению к России, но и к другим... к Советскому Союзу. Значит, если говорить о событиях до 91-го года. Но и к другим странам, где диктаторы могли пользоваться своим эксклюзивным положением, для того чтобы выторговывать какие-то выгодные для себя сделки и, соответственно, продолжать угнетать свои народы
Ну, понятно, что ситуация в России сегодня далеко не такая однозначная, как в Советском Союзе, но, с другой стороны, это как раз и создает такую серую зону. В СССР, в принципе, было все понятно, это было противостояние и, скажем так, это горстка мужественных бескомпромиссных людей, представлявших диссидентское движение и правозащитное движение в Советском Союзе. Они понимали, что в общем они защищены, ну насколько это было возможно, вот этой моральной солидарностью, ну свободного мира, и, кроме того, многие руководители западных стран, нужно упоминать, конечно, в первую очередь, Рональда Рейгана, делали на этом акцент.
Рейган вел переговоры с советскими руководителями о ядерном вооружении, точнее, разоружении. Но при этом добивался того, чтобы вопросы политзаключенных, вопросы уважения самых элементарных прав человека не оказались задвинутыми там далеко в угол.
Понятно, что как бы сегодня там, в таком мире, который стал глобальным, где интересы многонациональных корпораций зачастую оказываются более весомыми, чем политическая повестка дня конкретно администрации США или в какой-то европейской стране. Также в ситуации, когда огромные деньги, которые выручаются из продажи нефти, газа и других природных ресурсов в России, там, в Иране, Венесуэле, Саудовской Аравии, эти деньги начинают играть важнейшую роль в экономиках развитых стран. Очень трудно найти вот эту границу допустимого вот вмешательства правительства в совершенно неприемлемые ситуации.
Поэтому вот позиция, которая, на мой взгляд, представляется наиболее обоснованной – это все-таки прекратить использовать двойные стандарты. Ну нельзя называть Лукашенко диктатором, а Путина – стратегическим союзником. Нельзя требовать, там, каких-то вещей, там, от Ирана и игнорировать, что там в Бахрейне и в Саудовской Аравии там ситуация с правами человека выглядит, ну, примерно так же.
То есть вот отказ от политики двойных стандартов – это способ восстановить как бы моральное лидерство Соединенных Штатов, базирующихся на тех ценностях демократии и прав человека, которые в общем позволили этой стране занять лидирующее положение в мире. И надо прекратить, там, жаловаться на результаты выборов, там, в Египте и Ливии, там, в других странах, где демократия только начала, как говорится, делать первые такие робкие шаги. Это волеизъявление людей, не надо пытаться его корректировать, не надо делать вид, что мы знаем лучше.
Это во многом результат того, что многие годы Соединенные Штаты, исходя из своих конкретных интересов, поддерживали диктаторов в Пакистане, в Египте. Ну, с Каддафи они не поддерживали, но в принципе считали его важным геополитическим фактором и старались не слишком раздражать Каддафи после той бомбежки 86 года, когда Рейган в общем-то преподал ему определенный урок, вот.
Все-таки позиция Запада и США в отношении многих стран, которые имели политический и экономический вес в мире, она, конечно, базировалась на таком признании статуса кво. Результатом стало то, что после того, как диктаторы оказались свергнуты, люди идут за теми, кто в условиях диктатуры выживал. Вот. А если диктатор превращает страну в политическую пустыню, то в ней выживают такие наиболее приспособленные к этому живые существа: там, всякие крысы, тараканы и прочие. И поэтому ждать немедленного триумфа либеральной демократии бессмысленно.
Это, кстати, имеет вполне прямую как бы связь и с Россией, потому что очень часто нас, тех, кто пытается восстанавливать вот демократические нормы и отстаивать права человека в России, вот, внутри такого политического процесса, упрекают в том, что мы готовы идти на какие-то тактические союзы с левыми радикалами, националистами – и результатом вот таких свободных выборов в России станет то, что победят люди с недемократическими взглядами.
Ну, во-первых, тот факт, что, вот, скажем, в России представители не либеральных групп, находящиеся в оппозиции, признали, во-первых, либеральную повестку дня, соглашаются с концепцией свободных выборов и отстаивают вместе с нами не результаты сталинского правления, а вполне конкретные вещи, связанные с правами человека, свободы слова, свободы шествий, собраний, и то, что они как бы готовы работать вот в этих парламентских рамках, на самом деле это важнейший шаг вперед, отказ от насильственных действий в отношении даже нелегитимной власти.
Вот мы создали обстановку и понимаем, что результаты выборов могут быть любыми. Вот это как бы уже универсальный совет, в том числе и для Соединенных Штатов : результаты выборов надо уважать. Если эти выборы проходят честно, в условиях, максимально приближенных к идеальным, то как проголосовали люди, так и надо с этим считаться. Потому что любые свободные выборы, независимо от их результата, они все равно, мне кажется, дают большую перспективу для выхода из тупика. И не надо ссылаться там, например, на Германию там 30-ых годов, Гитлер никогда не набирал больше 38 процентов.
Его приход к власти – результат сговора с военной и промышленной германской элитой, которая хотела остановить ровно вот тех самых опасных левых радикалов, считая, что в общем-то сделка с Гитлером будет как раз выходом, для того чтобы возродить, как они себе видели, германское величие. Ну вот и как бы, ну… завершая вот эту мысль, мне кажется, надо понимать, что как бы универсального, быстрого решения не будет. И мы вообще живем в мире, который фактически меняется каждый день.
Вот эти современные технологии: Facebook, Twitter и прочие другие средства коммуникации, – они создают ситуацию, в которой уже миллионы, если не сотни миллионов людей, принимают участие в принятии решения. Понятно, что участие человека, который выходит на эти демонстрации, оно минимальное, но когда их становится много, понятно, что мощь вот этого движения, она перебивает практически любые устоявшиеся такие, как нам кажется, закосневшие государственные институции. И просто надо это учитывать, и поэтому вести себя надо именно так, чтобы не оказаться на пути вот этого нового такого, динамичного потока.
Давайте говорить о конституции, которая существует, об измененной конституции, шесть лет, я думаю, что, учитывая скорость перемен и динамику как внутри страны, так и за рубежом, я думаю, что реальный срок – это два-три года, ситуация меняется опять. Эта мифология о том, что было протестное движение, которое потом куда-то сдулось, она на самом деле не соответствует реальной ситуации потому что, во первых, произошло резкое увеличение числа людей, которые интересуются процессом, это видно уже по Интернету. Кроме того, примерно на порядок возросла численность, базовая численность актива, которая участвует в демонстрациях.
Если с декабря 2006 года, со времен первой крупной, общей демонстрации разных политических групп до 2011 года численность практически не увеличивалась, она колебалась от трех-четырех тысяч человек, на пике достигая семи-восьми тысяч, то после вот этого рывка за сто тысяч, который мы увидели в конце декабря и феврале месяце, произошло естественное падение, откат, но это сегодня тридцать-сорок тысяч.
То есть порядок изменился, в десять раз больше людей уже всегда участвуют. Мы сегодня, глядя на 30-титысячную демонстрацию, говорим: «ну что же это такое, народу совсем нету», забывая, что ровно год назад там десять тысяч казались невероятным достижением. Это уже иная платформа, с которой будет совершен новый рывок, и он, я думаю, может оказаться уже непереносимым для власти, потому что иллюзии, которые были у многих людей, они исчезли, иллюзии, которые связаны были с Медведевым, с тем, что будет какая-то либерализация постепенная.
И главное – Путин, который все-таки начинал как президент надежды, потому что многие связывали с ним надежды на улучшение жизни, и, кстати, в общем, благодаря высоким ценам на нефть, вот, ситуация в стране стала меняться для рядового человека в лучшую сторону. Ну, это всегда бывает после таких турбулентных 90-х годов, наступает такая социальная апатия, которая сопровождается политической реакцией, но ничего нового в России по отношению к мировой истории не произошло.
Сегодня Путин – президент инерции, сознание путинского сторонника инерционное, и это показывают уже правительственные опросы общественного мнения. Инерционная поддержка не может дать импульсы к укреплению власти. Ведь вопрос, как скоро основная масса людей, которая недовольна ситуацией, решится на какие-то действия, потому что сегодня ключевой вопрос – это вопрос: а что будет потом. Для оппозиции жизненно важно зафиксировать, мне кажется, то, что мы говорим не о том, кто заменит Путина, а что заменит Путина. То есть говорить о системных изменениях. И нужна дорожная карта, которая покажет путь к переменам, которая даст вот тот психологический комфорт людям, которые сегодня готовы отказаться от путинского режима, но не готовы к активным действиям, потому что не понимают, к чему эти перемены приведут.
Здесь роль координационного совета оппозиции, мне кажется, очень важна. Потому что это сегодня, может быть, единственный легитимный действующий орган в России, избранный людьми. Их было не много: 82 тысяч, но эти имена известны. Это все было сделано открыто. Абсолютно прозрачный процесс был выборов, и созданный в итоге орган, он, конечно, гораздо результативнее, чем Государственная Дума. Потому что в нем участвовали все.
Там есть представители либеральных самых разных групп: и националисты, и левые радикалы. То есть это и есть спектр российского общества. Можно, конечно, говорить, что это не самое, как говорится, точное отражение предпочтений.
Понятно, что скорее всего на общих выборах леворадикальные группы и националистические наберут больше голосов, ну, во-первых, они не будут доминировать, как показали эти выборы, они довольно гораздо слабее, чем об этом говорят, а главное, что координационный совет представляет все эти интересы. То есть создана платформа такая, база, от которой можно отталкиваться. То есть решения, которые принимает этот координационный совет, понятно, они отражают интересы значительные, если не практически подавляющего российского общества.
Решение, как бы утвержденное в виде дебатов между левыми националистами и либералами, оно гораздо легитимнее по своей сути, чем решение, принятое в кремлевских кабинетах.
