После трагедии 11 сентября политики США бросили все силы на борьбу с терроризмом и не заметили более серьезных угроз мировому порядку.
Я впервые увидел Башню Свободы, она же Всемирный торговый центр 1 – небоскреб, который возведен на месте башен-близнецов, уничтоженных 11 сентября 2001 года, из окна самолета.
Всемирный торговый центр 1 действительно словно упирается в небосклон – его высота 541 метр. Спустя тринадцать лет после 9/11 я чувствую законную национальную гордость: да, террористы могут разрушить наши здания, но мы построим их снова. Получи, Усама бин Ладен.
Если бы на этом история и закончилась. Но бин Ладен не только создал нам огромные проблемы в прошлом, он продолжает это делать. Мы разобрали руины Всемирного торгового центра, но международная политика страха, вызванная тем днем, все еще жива – даже чересчур. Она влияет на любое наше действие на международной арене. Именно об этом Дэвид Роткопф написал книгу «Национальная неуверенность: американские лидеры в век страха».
Большая часть книги – инсайдерский взгляд на международную политику двух президентов, возглавлявших страну после 9/11. Но все же главная тема книги, которая определяет все остальное – это «век страха», который искорежил все наши институции и приоритеты. Оставит он когда-нибудь наши сердца, или бин Ладен превратится в переходящее знамя, которое вместе со страхом и неуверенностью, будет принимать каждый американский политик? Я задал этот вопрос Роткопфу, издателю журнала Foreign Policy, в письме.
«Период после 11 сентября, разумеется, не стал золотым веком внешней политики США, – ответил он. – Во многом потому, что эти события – огромный эмоциональный удар, который изменил наше восприятие мира и заставил почувствовать себя уязвимыми». В ответ «мы пересмотрели наше мышление таким образом, что внешняя угроза стала ключевым фактором, определяющим нашу международную политику».
Роткопф считает, что такой подход был неправильным: «Это привело не только к перегибам и эксцессам во время правления Буша, но и к чересчур мягкой политике Обамы, который пытался найти противоположный подход, но при этом боялся показаться слабым». Отчасти страх стал причиной активизации США в Афганистане и нового вторжения в Ирак. Обама полагал, если он не сделает этого, вина за следующую террористическую атаку будет возложена на него.
Страх оказаться виноватым превратился в серьезный определяющий фактор в нашей политике. Мы уже больше десятилетия, как говорит Роткопф, действуем из страха перед призрачной угрозой, и не понимаем, что есть более глобальные проблемы: восстановление страны, реакция на попытки перекроить мировой порядок, отказ от экономических моделей, которые больше не создают рабочих мест, и создание новых международных организаций, поскольку существующие устарели.
Иными словами, Роткопф сказал – и я согласен с ним в этом – что фокусировка на угрозе терроризма и политика упредительных ударов, убили не только «креативное мышление» в Вашингтоне, но и высосали силу из нашей внешней политики. Вспомните, сколько времени и денег заставили нас потратить республиканцы на выяснение, было ли нападение на американское консульство в Ливии террористической атакой или спонтанным актом, хотя за кадром осталась реальная проблема – как мы потерпели неудачу в смещении ливийского диктатора, какой урок стоит из этого извлечь и как исправить ситуацию.
Я сочувствую президенту Обаме, которому приходится иметь дело с этим безумным миром, где ключевые угрозы исходят от разваливающихся государств, и нейтрализовать эти угрозы можно, только попытавшись эти государства восстановить – с огромными затратами и смутными перспективами. Дело не в том, что американцам хочется во все вмешиваться. Дело в том, что именно в таких государствах возникает пусть даже ничтожно малая, но вероятность возникновения терроризма. Появляется шанс, что один счастливый выстрел из миллиона нанесет нам непоправимый ущерб, и ни один президент не хочет, чтобы это произошло при нем. И это несмотря на то, что в автомобильных катастрофах за год погибает больше американцев, чем от террористических атак – за десять лет. Я не думаю, что Обама плохо справлялся со всеми этими проблемами. Но ему не удалось объяснить, что и зачем он делает и связать свои действия с глобальными политическими целями.
Гаутам Мукунда, профессор Harvard Business School и автор книги «Незаменимые: когда лидеры действительно важны», считает, что наша сосредоточенность на защите после 11 сентября отвлекла нас от более важных вещей – инвестирования в образование, инфраструктуру, иммиграцию, государственные исследовательские программы и создания правил, стимулирующих умение рисковать, не становясь при этом чересчур беспечными.
«Мы вкладывали в эти вещи больше, чем кто-либо, – говорит Мукунда, – потому что они почти гарантированно окупались». Теперь мы отказались от этих инвестиций и стали слабее вне зависимости от того, сколько прочных стен мы выстроим между собой и миром. Мы недостаточно инвестируем и в рисковые проекты (интернет и GPS), которые в свое время стали визитной карточкой нашей нации. «А ведь мы живем в мире, где небольшая ставка может принести огромный выигрыш», – подчеркивает Мукунда.
Если сравнить, сколько сил наши лидеры тратят на противостояние призрачной угрозе терроризма или попытки избежать обвинений в беспечности, и сколько – на инвестиции в реальные источники силы, то увидите, что ни о каком балансе не идет и речи.
Томас Фридман
Американский журналист, трёхкратный лауреат Пулитцеровской премии
