Смысл сланцевой революции - как в нефти, так и в газе - в том, что нефтегазовый бизнес перестает быть ресурсным и становится технологическим.
Об этом сказал в своем выступлении коммерческий директор “Нафтогаза Украины” Юрий Витренко в рамках проекта издания “Диалоги о будущем”.
Недавно меня пригласили в Норвегию, где собрались главы крупнейших нефтегазовых компаний мира, норвежское правительство и уважаемые дипломаты.
Что они обсуждают? Они говорят: смотрите, ресурсы нас интересуют уже в меньшей степени, мы больше инвестируем в Соединенных Штатах, забирая деньги из ресурсных стран, где, казалось бы, крутая ресурсная база. Почему? Потому что в Штатах – благодаря институциональным факторам, а не ресурсным – выгоднее добывать нефть и газ. Мало того – в ресурсной стране ресурс невозобновляемый: мы пришли, забрали его, и на этом все.
Преимущества технологий в том, что мы постоянно чему-то учимся, и каждый раз делаем лучше. То есть, если ресурсы истощаются (там есть четкая кривая падения), то в случае с технологиями – наоборот, есть learning curve (кривая изученного). Иными словами, расходы по каждому проекту становятся меньше, и это делает добычу нефти и газа в США (условно говоря, сланцевую) эффективной.
Мы в Украине, как и американцы когда-то, добывали много нефти и газа. Затем ресурс истощился, и все пошли добывать в другие плохие страны. Далее появились технологии, и люди начали по-другому относиться к этому бизнесу. Теперь в Штатах добывают больше, чем добывали прежде.
Пик добычи в Украине приходится на середину ХХ века – 60-70 млрд кубов. Сейчас добывается только 20 млрд. Если бы мы сделали то, что сделала Америка, пусть даже с пятилетним отставанием, то легко бы вышли на объемы добычи намного большие, чем сейчас. А это значит, что сегодня мы могли бы экспортировать газ (пока он еще кому-то нужен). Вытесняли бы Россию с рынка Европы, использовали бы украинскую ГТС, и эти, условно говоря, дополнительные 40 млрд кубов совершенно спокойно могли бы идти на экспорт в Европу. Могли бы заработать деньги.
Но это все возможно только в том случае, если есть модель экономического развития, основанная на рынках капитала. Для этого должны произойти соответствующие институциональные изменения, которые пока, к сожалению, маловероятны.