Колонка главного редактора
Сегодня я вспомню события, произошедшие ровно 16 лет назад. 7 декабря 1991 года я впервые пообщался с Борисом Ельциным и Леонидом Кравчуком.
Как говорится, ничто не предвещало. Утром 7 декабря должен был начаться визит президента России в Минск, где его все с нетерпением ждали. После августовского путча Ельцин был на коне, а тут вдруг 1 декабря в Украине случился референдум о независимости, да еще и с положительным исходом. Все гадали: что будет делать Ельцин?
А он должен был выступать в белорусском Верховном Совете, куда я и поехал. Но туда никого не пускали, а я по своей журналистской аккредитационной карточке все-таки проник внутрь, сказавшись ходоком к советнику спикера Шушкевича. И даже оказался рано утром в зале заседаний парламента. Этобыло одно из самых сильных впечатлений в моей жизни: темный зал, пустые кресла, предчувствие чего-то очень важного.
Но впечатление это мнесильно испортили минские кагэбисты, которые спустя некоторое время обнаружили в парламентском зале неожиданного лазутчика и страшно испугались, что имвлетит за такой недосмотр. В итоге меня задержали, потом отобрали аккредитацию и выдворили из здания с угрозами прислать повестку от КГБ. Причем выдворили весьма удачно: прямо к вышедшему пообщаться с народом Ельцину, так что я оказался в полуметре от российского президента.
Повестку я так и не получил, поскольку уже на следующий день был ликвидирован СССР (хотя КГБ в Беларуси существует и по сей день). Зато чуть позже без проблем получил новую карточку аккредитации в парламенте.
А тогда, 7 декабря, я поехал в аэропорт встречать президента Украины Леонида Кравчука. Он — после референдума — выглядел триумфатором. Но в остальных республиках СССР еще вовсю обсуждали горбачевский вариант ССГ — Союза суверенных государств. Господину Кравчуку задали пару дежурных вопросов по-русски, и он собрался было уйти от прессы.
«Чи підпише Україна договір про ССД?» — остановил я украиноязычным вопросом Леонида Макаровича. «Ні», — резко ответил он и опять начал удаляться. «Про союз слов’янських держав?» — уточнил я. «Слов’янських? Не знаю, ми це не обговорювали», — ответил господин Кравчук, хитро прищурив глаз.
Этот наш диалог в аэропорту «Минск-2» мало ктоиз присутствовавших понял, несмотря на родство украинского с русским и белорусским. Зато я смог использовать эту цитату по полной и чуть ли не предвосхитить тройственный славянский договор в Беловежской пуще, который для всего мира стал настоящей информационной бомбой. Вот так первокурсника минскогожурфака Юрия Свирко начали считать чуть ли не аналитиком-геополитиком.
А меня вот уже 16 лет интересует сугубо географический вопрос — зачем под документами о создании СНГ поставили подпись: «8 декабря 1991 года, город Минск». Ведь дело было под Брестом. Содружество достигло паспортного возраста, а графа «место рождения» до сих пор не соответствует действительности. Неужели все дело в рифме «Вискули — не скули»?
