Борис Ельцин когда-то сказал: “Проснувшись утром, я спрашиваю себя “Что ты сделал для Украины?” Забавно? Но именно такая “заботливая” политика времен первого президента России успешно удерживала Киев на геополитическом поводке.
Кто-то скажет, что в 90-ые Украина сама не была готова к полноценному дрейфу на Запад и тоже окажется прав. В конце концов если бы Украина в 1991 году хотела реальной независимости, то вместо Леонида Кравчука проголосовала бы за Вячеслава Черновола.
Но вместе с тем первые полтора десятилетия Россия Украину не отталкивала. Напротив, она привязывала ее всем тем арсеналом экономических объятий, который был у нее в распоряжении. Весь украинский промышленный Восток был ориентирован на российский рынок. И потому эти регионы оставались заповедником постсоветских настроений.
Украина была так сильно завязана с Россией, что для ее элит идея разрыва была почти что немыслимой. И даже первый майдан Москва без труда обнулила. Достаточно было просто не загонять Украину в угол, вынуждая ее элиты идти по пути наименьшего сопротивления. Так и случилось. Были скидки на гас, кооперация, производственные цепочки, а следом был реванш “Партии регионов” на парламентских выборах.
Запас общественной пассионарности ушел в небытие. Через 5 лет после присяги Виктора Ющенко Виктор Янукович выигрывает президентские выборы. Экономика победила политику и подчинила ее себе. И точно так же Кремль мог поступить и в 2014 году. Только представьте, что 3 года назад Москва осудила расстрел на Майдане и вместо аннексии Крыма пообещала бы Киеву новые кредиты. Украинские элиты с радостью бы на это согласились. Ведь в таком случаи им не пришлось бы даже выходить из зоны комфорта. Не было бы ни добровольческих батальонов, ни волонтёров, ни ожившей армии. Боинг благополучно долетел бы до места назначения. Санкции и контрсанкции были бы пределом фантастов. Россия председательствовала в G8, а падения цен на нефть компенсировалась притоком международных займов.
Но главный парадокс состоит в том, что это нам кажется, что Кремль после первого Майдана повел себя осмотрительно и дальновидно, сумев сохранить Украину в своей обойме. А сама Москва все эти годы считала, что ее действия того периода – это образец слабости. Россия просто не решилась в те годы на военную операцию. У нее не было реформированной армии и достаточной уверенности в своих силах. Иначе бы мы обнаружили триколоры в Крыму куда раньше.
В этом и состоит странность. То, что позволило Кремлю в 2004 году сберечь контроль над Украиной и сохранить страну в орбите своего влияния, для самой Москвы выглядеть как проявление непозволительной слабости. А то, что оттолкнуло Киев от Москвы и заставило Украину рвать всевозможные нити взаимодействия, Кремлем воспринимается как правильная реакция на Майдан.
Это всего лишь еще одна иллюстрация. Не стоит наделять соперника незаслуженной прозорливостью. То, что вам кажется стратегическим выжиданием, с его точки зрения может выглядеть как проявление неуверенности. То, что вы воспринимаете как ошибку, им может расцениваться как едино правильным действием.
Российское бездействие было куда более эффективным способом реакции на Майдан, чем военное вторжение. Потому что именно аннексия Крыма и вторжение на Донбасс избавили Украину от иллюзий, создали общественный запрос, на который официальный Киев не мог не отреагировать. Москва надавала Киеву военно-дипломатических пощёчин и теперь вынуждена наблюдать, как бывшая союзная республика ощетинивается армией, самосознанием и политической нацией. А могла бы не делать ничего и получить почти все.
