Бобу Дилану – 75. В связи с юбилеем я вдруг задумался – то ли уже 75, как полагается для столь почтенного возраста, то ли всего 75.
Дилан, как рок-Мафусаил, кажется, был всегда. Еще в самом начале 60-х, еще до своей всемирной славы Битлз учились у него писать песни, для них он был далеким и недостижимым американским богом.
Они с благоговением повстречались с ним во время своего первого американского тура в феврале 1964 года, и он тут же открыл им “двери восприятия”, приобщив наивных ливерпульских парней к неведомой им до тех пор марихуане.
Даже король рок-н-ролла Элвис Пресли с благоговейным почтением относился к Дилану и записал несколько песен великого рок-трубадура.
А ведь Дилан моложе и Джона Леннона, и Ринго Старра, не говоря уже о Пресли.
Творец легенды
Надо сказать, что свой имидж легенды он умело культивировал, причем с самого начала своего творческого пути. Выходец из довольно простой, но в то же время буржуазно-благополучной семьи мелкого еврейского торговца в маленьком провинциальном городке в штате Миннесота, он, попав в 19-летнем возрасте в Нью-Йорк, уверял владельцев и завсегдатаев фолк-клубов Гринвич-Виллиджа в своей романтически-бродяжнической родословной, о дружбе с отверженными, преступниками и народными певцами.
В этом он пытался подражать своему кумиру – Вуди Гатри, легендарному фолк-певцу, знамени левой, народной Америки 40-50-х годов и автора гимна левого движения This Land Is My Land.
Впрочем, уже тогда Роберт Циммерман сделал реверанс и в сторону европейской культуры. Ставшее известным на весь мир свое артистическое имя он позаимствовал у валлийского поэта Дилана Томаса.
Томас, правда, был отнюдь не возвышенным пиитом. Пьяница и бабник, он скандализировал Америку начала 50-х, и умер в Нью-Йорке в 1953 году, не дожив до 40 лет, но успев оказать огромное влияние на впечатлительного подростка из Миннесоты.
Протест против прокрустова ложа
В Нью-Йорке начала 60-х фолк-сцена, оправившись от кошмаров маккартизма, вновь гордо подняла знамя левых, социалистических идей. Дилан поначалу играл в общую игру и вместе с Джоан Баэз, Питом Сигером, трио “Питер, Пол и Мэри” охотно соглашался с титулом автора “песен протеста”.
Однако втискиваться в прокрустово ложе одной идеологии, как и одного музыкального стиля он решительно не хотел. В 1965 году на фолк-фестивале в Ньюпорте он явил потрясенной фолк-аудитории свой электрический бэнд.
По шоковому воздействию и по влиянию на всю дальнейшую историю рок-н-ролла это короткое выступление приравнивают к панковской революции Sex Pistols. Как гласит легенда, разъяренный Пит Сигер то ли схватил, то ли намеревался схватить топор, чтобы перерубить провода к электрогитарам Дилана и его музыкантов. Спустя полгода на турне в Англии ему из зала кричали “Иуда!” – отступление от идеалов акустического, чистого, левого фолка восприняли как предательство, как вероотступничество.
Нескончаемое обновление
С тех пор Дилан прошел через множество фаз, множество периодов. Он был в затворничестве, потом обратился к христианству. Он прятался от поклонников, десятилетиями не давал интервью.
Он уходил от узнаваемости своих главных хитов. С одной стороны, он вроде исполнял их на концертах своего “Нескончаемого тура” – именно так окрестили начавшееся еще в 1988 году и продолжающееся и по сей день турне. Но исполняет нарочито так, что узнать их, подпевать им на концертах невозможно. “Откройте уши, слушайте песни по-новому”, – как бы говорит он своим фанам.
Постоянное непостоянство, стремление к бесконечному обновлению – главная его черта. Да, с годами меняется внешность. Вместо молодого битника с копной вьющихся волос теперь Дилан – умудренный десятилетиями старик, оставшиеся волосы которого прикрыты ковбойской шляпой.
Изменился и голос: вместо высокого, слегка гнусавого фальцета – низкий, почти старческий, почти хрип. За хрипом этим – печаль и грусть о времени, сошедшем с ума. Time Out of Mind – первый, выпущенный в 1997 году, альбом Дилана с новым, хриплым голосом.
Эта многоликость Дилана – главная его черта. Не случаен и блестящий режиссерский ход, придуманный режиссером Тоддом Хейнзом для байопика о Дилане “Меня там нет”. Роль певца в фильме исполнили пятеро (!) актеров, в числе которых – чернокожий мальчик (!) и женщина (!) – Кейт Бланшетт.
Загадки и разгадки
О Дилане написаны сотни книг, сняты десятки фильмов, в том числе и обстоятельная, на три с половиной часа лента Мартина Скорсезе. Более того он даже написал автобиографию “Хроники”. Первый том ее вышел еще в 2004 году. Ожидаются еще два. Дождемся ли?
И все равно он остается загадкой. Воистину, “Меня там нет”. Непостижимы многие его песни – есть лишь магия поэзии и магия голоса. Что стоит за Visions of Johanna, Highway 61 Revisited, Stuck Inside of Mobile With the Memphis Blues Again или Desolation Row? Ответа на эти вопросы фаны ищут уже десятилетия.
Наверное, он и не нужен, этот ответ. Магии достаточно – и миллионам поклонников, и даже Нобелевскому комитету, всерьез рассматривающему вопрос о присуждении рок-певцу главной литературной премии планеты.
Впрочем, в последние годы Дилан не столько задает загадки, сколько дает разгадки. Большая часть его новых альбомов – не собственный материал, а каверы. Каверы традиционной американской музыки – от кантри до Франка Синатры и бродвейских эвергринов. Оказывается, именно в этом, в глубокой, коренной традиции, в самой простой, самой популярной, народной песне – корни великого мистика.
В СССР Дилана знали и понимали до обидного мало. Точнее знают все, а вот понимают очень мало. В Советском Союзе за ним закрепился титул прогрессивного фолк-певца, автора “песен протеста” – ярлык, который сам он не выносит, и десятилетиями борется с этим навязанным ему образом.
Воспитанные либо на мелодизме Битлз, либо на яростной энергии хард-рокеров и металлистов, советские рок-фаны с недоумением пытались вслушаться в на первый взгляд несколько однообразный поток дилановских песен. Даже знающие английский язык с трудом “врубались” в его образность. Отношение к нему было сродни отношению, скажем, к джойсовскому “Улиссу” – все знают, все с почтением цокают языком: “да, круто!”, а вот прочесть мало кто сумел.
Не случайно, его редкие (невероятно редкие для звезды такого масштаба) появления на “советской” земле вспоминаются скорее с неловкостью и смущением, чем с радостью. В предперестроечном 1985 году Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко – поэты, чья американская слава в начале 60-х совпала со взлетом Дилана, пригласили его и Аллена Гинзберга на Вечер мировой поэзии в Лужниках, приуроченный к началу Международного фестиваля молодежи и студентов. Увы, поэты просчитались. Время стадионной поэзии давно миновало, и они, а вместе с ними и ошеломленный Дилан выступали перед полупустым залом – такого с ним нигде и никогда не было.
И все же ниточка, которая роднит Дилана с СССР есть. И дело тут вовсе не в том, что предки Роберта Циммермана приехали в Миннесоту, где он родился 75 лет назад, из Одессы.
Дело в том, что в середине 70-х годов двое ленинградских юношей Борис Гребенщиков и Майк Науменко, наперекор всеобщему непониманию, все же “врубились” в Дилана, сумели понять его замешанную на американской традиции поэтическую образность, смогли переварить ее своим русским сознанием и создали русский поэтический рок. Музыку “Уездного города N”.
