Будущее Донбасса придется придумать заново и построить силами тех, кто смог избежать разрушающего влияния насилия как нормы.
Об этом в блоге пишет Евгений Глибовицкий, член Несторовской группы, междисциплинарного экспертного объединения, созданного для разработки стратегического видения Украины, а также член наблюдательного совета общественного вещания.
“Элеонор Нотт, исследователь из престижной Лондонской школы экономики, избрала темой своей диссертации вопрос российской идентичности в Крыму и успела в 2012–2013 годах провести полевую работу. Она определила пять идентичностей славянской части жителей полуострова: дискриминированные русские; этнические русские; крымчане; политические украинцы; этнические украинцы.
Неожиданным выводом стало то, что, несмотря на разницу в оценках происходящего, все соглашались на статус-кво “Крым — это Украина”. Даже сильно симпатизирующие России дискриминированные русские, описывавшие ужасы угнетенности украинизацией, полагали, что плохой мир лучше хорошей войны. Их русский патриотический пыл существенно охлаждали представления о катаклизмах и кровопролитии, неминуемо ожидавших их в случае попытки перехода к России.
Это и многие другие исследования четко указывают на ключевую мотивацию живущих вдоль украинской части европейско-евразийского разлома. Мотивацию более важную, чем язык, этническая принадлежность и ответ на вопрос о том, какие именно из воевавших дедов были героями.
Эта мотивация — острая нехватка безопасности, ввергающая жизнь почти каждого человека в постоянную борьбу за выживание в условиях меняющейся, но постоянно недружественной среды. Экономика, политика, право и вообще вся система — против человека. За тебя только ты сам и, может, еще несколько тех, кого знаешь лично. “Но лучше никому не доверять”.
Тысячи погибших в Донбассе жестко контрастируют с исключительными обстоятельствами аннексии Крыма: насильственными, но без массовых жертв. А в случае попытки Украины вернуть себе полуостров реализация кровопролитного сценария в глазах его жителей может выглядеть неминуемой. Товарная блокада, подрывы ЛЭП, усиление украинской армии — все свидетельствует о наращивании способности силовых действий. И теперь можно с большой вероятностью предполагать, что даже сильно ностальгирующие по Украине этнические или политические украинцы в свою очередь полагают, что плохой мир лучше хорошей войны, поэтому лучше пересидеть, даже внутренне не соглашаясь с происходящим.
Логика уязвленной безопасности страшна своими побочными эффектами. Сокращается горизонт планирования и ухудшается способность смотреть вперед. Снижается способность рассуждать рационально и устанавливать причинно-следственные связи. Недоверие становится базовой предпосылкой в отношениях между людьми. Все это мы видим в оккупированном Донбассе. Эмоционально заряженный образ украинского врага в зоне оккупации устойчив, и это тоже подтверждается исследованиями.
С 2014 года общественное развитие на основной и оккупированной частях Украины пошло разными путями. В Украине изменения, продвигающиеся с трудом, все же направлены на рост гражданской субъектности человека. Именно человек, его ценности, права и интересы медленно перемещаются в центр политики. Процесс в оккупированных Донбассе и Крыму противоположный — человек становится объектом, целью, во многих случаях даже мишенью тех, кому государство формально или неформально дало право применять насилие.
В таких условиях способность общества пользоваться политическими и экономическими свободами будет укрепляться “на материке” и ухудшаться в зонах оккупации. И если представить, что вследствие какого‑то очередного Минска произойдет формальная интеграция оккупированного Донбасса в Украину, то окажется, что реальная интеграция практически невозможна. Способность населения пользоваться ключевыми институтами — законами и правилами, правами и свободами — настолько провалена в зоне сегодняшней оккупации, что говорить о реальной демократии и свободной экономике можно будет только после многолетней реабилитации.
А быстрого решения не видно. Сценарий возврата в 2013‑й нереален и уже неприемлем для сделавших активный выбор. Любая эскалация конфликта повышает воспринимаемый уровень угрозы и уменьшает возможность мирного решения. Существующий конфликт нерационально развязывать силой, однако его невозможно развязать и мирно. Оставшийся выход — замораживание конфликта до изменения геополитического расклада сил.
Значит, внутри оккупированных регионов события будут развиваться по сужающейся спирали, где каждый последующий виток — новый шаг общественной деградации.
В итоге в Донбассе ключевым будет не возврат к довоенному образу жизни. Будущее придется придумать заново и создать силами тех, кто смог избежать разрушающего влияния насилия как нормы. Для тех же, кто вольно или невольно стал социальной базой для сепаратистов, новый социальный договор может быть очень простым: мир, безопасность и даже возможность реализации патерналистской мечты в обмен на временное политическое молчание и непротивление развитию. Вырвавшийся таким образом из “совка” новый Донбасс может стать самым неожиданным местом для инноваций — без бремени прошлого, с устремлением в будущее.”
