О чем можно говорить, если далекая от политики ФИФА оказалась просто нафарширована кремлевскими кротами.
Еще на заре возникновения тенденции обращения граждан Украины в Европейский Суд по Правам Человека, автор имел личный опыт обращения в этот орган. Дело было сравнительно новое и приходилось погружаться в статистику работы ЕСПЧ. Тогда в специальной литературе и в официальных статистических отчетах указывалось, что более 90% обращений в Европейский Суд отклонялись на стадии подачи документов. По разным формальным признакам суд приходил к выводу, что спор находится вне его компетенции. Наверняка, за почти 20 лет ситуация изменилась, и многие профессиональные юристы специализируются именно на таких делах, а потому процент отклоненных заявлений, наверняка, уменьшился.
Спустя время судьба свела автора с человеком, который сам был в роли судьи международного трибунала по военным преступлениям в Югославии. Он тоже отмечал трудности с определением подсудности того или иного дела именно международному трибуналу. Эта тенденция плавно перекочевала в судебную практику Украины и закреплена в том же Гражданском процессуальном кодексе отдельной статьей, не допускающей споров о подсудности. То есть, первое, что должен сделать суд при получении иска – установить подсудность.
Только после этого изучаются другие вопросы соответствия иска нормам действующего законодательства. С течением времени требования к процессуальным документам, как-то: иск, апелляционная или кассационная жалоба, существенно ужесточились, и успешное принятие такого документа в производство суда уже дает существенный процент успеха. Дальше все будет зависеть от того, как стороны смогут изложить свои аргументы, у кого их окажется больше и чьи будут весомее. Вариант глухого заноса бабла мы здесь не рассматриваем.
Нечто подобное произошло в суде ООН, где рассматривался иск Украины против РФ в рамках международных конвенций о борьбе с финансированием терроризма и ликвидации всех форм расовой дискриминации. Вчера произошли два важных судебных момента, которые трактуются по-разному и очень по-разному. Собственно говоря, самый важный момент заключался в том, чтобы Суд ООН вообще принял такой иск, признав юрисдикцию.
Теперь появилась возможность предоставлять и вытребовать доказательства в рамках судебной процедуры. В отличие от Совбеза ООН, Россия тут не имеет права вето, и все то, что невозможно изучать и оценивать там, можно и нужно оценить здесь. То есть, процесс пошел, и это очень важно. Все усилия РФ были сосредоточены на том, чтобы Суд ООН вообще не принял этот иск к своему производству.
Тогда бы повторился прецедент с Грузией, которую развернули с иском против РФ за агрессию. Там грузины проиграли баталию, даже не вступив в нее. Теперь россиянам придется отвечать на массу вопросов и давать массу пояснений. Так далеко процессы против России еще не заходили.
Второй момент, который обыгрывается с разных сторон, – меры пресечения. То есть, суд имел право требовать выполнения неких действий от стороны процесса до вынесения окончательного решения. Это можно сравнить с наложением ареста на имущество для обеспечения выполнения исковых требований. Но это сравнение верно лишь по форме и совершенно не подходит по смыслу. Если арестованное имущество может уйти в обеспечение иска, когда дело будет выиграно, а может и вернуться первоначальному владельцу в случае отклонения иска, то в данном случае, предмет иска – совершенно иного свойства. Поскольку речь идет о нарушении условий международных конвенций, подписанных Россией, то мера пресечения требует от России действий, которые уже подтверждают эти самые нарушения.
То есть, суд обязал Россию предпринять меры для возобновления работы крымскотатарского Меджлиса и восстановления возможности общения и обучения на крымско-татарском и украинском языках. То есть, если суд предусматривает именно такие действия, то он констатирует факт нарушения Конвенции. И если с языками вопрос неприятный, но не уводящий ситуацию в пампасы лепрозория, то меры пресечения по финансированию терроризма должны иметь уже конкретные указания на то, что именно Россия должна предпринять в этом плане, что означает – фактическое перечисление эпизодов финансирования терроризма.
Это однозначно уводит Россию в стан Ирана, Ливии и подобных им маргиналов. Понятно, что именно такой меры пресечения было трудно ожидать и нечто подобное может быть сформулировано только в окончательном судебном документе. Даже указание на нарушение конвенции о расовой дискриминации – довольно неожиданно, в отношении РФ. Так что тут получен результат даже больше, чем на то можно было рассчитывать. Другое дело – каким будет окончательное решение.
К сожалению, мы являемся свидетелями деградации основных международных организаций, призванных обеспечивать существующий миропорядок. В первую очередь, это касается ОБСЕ и ООН. Эти организации однозначно спасовали перед фактом впадения одного из ключевых членов – РФ, в невменяемое состояние. Они оказались к этому не готовы как ментально, так и технически. О ментальном рассуждать не станем, а вот технические вопросы должны рано или поздно быть извлечены на свет божий.
Удивительно, но даже Украина, подвергшаяся агрессии со стороны РФ, не начала тотальную чистку от кремлевской агентуры. То же самое происходит в ООН, и тем более – в ОБСЕ. Когда придет время и эту конторскую шваль будут сотнями извлекать из международных организаций, мир с ужасом обнаружит глубину той норки, которую вырыла кремлевская крыса. О чем можно говорить, если далекая от политики ФИФА оказалась просто нафарширована кремлевскими кротами.
Посему, сегодня сделан важный шаг в суде ООН, теперь предстоит серьезная работа наших юристов и дипломатов, но, наверное, пора нам не только в суде делать нужные вещи, но и внутри Украины. Пока мы будем поощрять медведчуков, мидрахуев и прочую дрянь, которые напрямую связаны “крымнашем” и “лугандоном”, нам трудно будет пояснить суду, почему мы просим принять меры в отношении РФ, поддерживающей террористов, и не наказываем собственных граждан с подобным клеймом на лбу.
И потом, как можно требовать наказания РФ за финансирование террористов, если мы их сами не назвали таковыми? Откуда понять суду ООН, что захарченки, плотницкие и те, кто с ними проходится засосом по деснам, – террористы? Может, нам пора назвать вещи своими именами и тогда нас начнут лучше понимать? В любом случае, пришло время делать важные и вменяемые шаги. Сказав “а” в суде ООН, мы должны тут же сказать “б” в Украине. Этого требует уже начавшийся процесс, который мы не имеем права проиграть.
