Выступление президента США Джозефа Байдена в Управлении директора национальной разведки на прошлой неделе произвело в Москве сильное, но неоднозначное впечатление. На предупреждение о российской дезинформации и вмешательстве в промежуточные выборы 2022 года в США были выдвинуты типичные пропагандистские опровержения.
Вместе с тем самую эмоциональную реакцию вызвало утверждение Байдена о том, что его российский коллега Владимир Путин опасен, поскольку руководит слабой экономикой. Россия может похвастаться “ядерным оружием и нефтяными скважинами, и больше ничем”, — заявил Байден. Об этом пишет The Jamestown Foundation, информируют Экономические новости.
Это, конечно, было намеренным упрощением: президент США выступал перед экспертной аудиторией, которая наверняка знает больше, и поэтому обида Москвы, скорее всего, была заведомо преднамеренной. Действительно, проблемы Путина гораздо сложнее, чем контроль за сокращающимися нефтяными доходами и стареющим ядерным арсеналом. И именно комплекс вызовов его автократическому режиму является ключом к пониманию того, что на самом деле делает кремлевского лидера опасным.
Ядерная мощь России не вызывает сомнений. Ядерная сфера была приоритетной в последовательных программах вооружения в течение последних десяти лет, и огромные средства направлялись на модернизацию ее ключевых элементов. Эти колоссальные инвестиции приносят скудные политические дивиденды внутри страны. Но недавно начавшиеся переговоры с США по стратегической стабильности предоставили России желанный статус равного партнера и повысили ее уверенность в себе на международной арене.
Российские чиновники подтверждают свою готовность обсуждать даже такие ранее не подлежащие обсуждению вопросы, как нестратегические ядерные боеголовки, и предлагают расширить формат, включив в него Францию и Великобританию, но при этом упорно молчат о Китае.
Новые данные о быстром наращивании китайских стратегических ракет стали неожиданностью для Москвы, доказав, что политические декларации о все более тесном партнерстве с Пекином по большей части являются риторикой. Однако межконтинентальный ядерный потенциал Китая изменит глобальный стратегический баланс, создав новые риски для России, территорию которой обязательно пересекут планируемые траектории полета новых китайских ракет).
Между тем, на мировых рынках нефти и природного газа позиции России весьма уязвимы. Несмотря на то, что нефтегазовая промышленность составляет всего 15 процентов ВВП России, согласно ответу Кремля на комментарии Байдена, зависимость страны от притока доходов от экспорта энергоносителей гораздо более глубокая, составляя примерно от трети до половины годового бюджета государства каждый год с 2005 года.
Тем не менее Китай заинтересован в снижении базовой цены на нефть, а Россия опасается действовать против этого интереса. Главным объектом инструментализации Москвой экспорта газа в политических целях является Европа. Поэтому июльский компромисс между США и Германией по спорному газопроводу “Северный поток – 2” воспринимается как большой успех.
Украина имеет все основания опасаться, что в ходе следующего витка напряженности Москва перекроет транзит газа через свою территорию. Однако такое грубое давление может привести к серьезным последствиям в ситуации, когда Европейский Союз придает первостепенное значение сокращению выбросов. Предложение о сокращении импорта энергоносителей из России может превратиться в политическую директиву.
Российская экономика, безусловно, имеет сильные стороны, помимо добычи нефти, газа и угля: сельское хозяйство активно получает государственные субсидии, направленные на обеспечение самодостаточности, древесина остается ценным экспортным ресурсом, а руководители металлургических корпораций возглавляют список российских миллиардеров.
Российский ИТ-сектор также развивается, несмотря на настойчивые усилия правительства по расширению контроля над виртуальной экономикой, оправдываемые доктриной информационной безопасности, которая рассматривает киберсферу как часть государственного суверенитета. Россия также располагает солидными финансовыми резервами, оцениваемыми в 600 млрд долларов, а государственный бюджет остается сбалансированным даже в условиях затяжной стагнации.
При такой совокупности экономических структур и взаимосвязей в России “простые” политические установки, такие как предписание минимизировать запасы долларов США в национальных валютных резервах, оказываются невыполнимыми или контрпродуктивными.
Российская экономика продемонстрировала удивительную устойчивость к западным санкциям, но она не может – несмотря на любые распоряжения Кремля – добиться устойчивого восстановления после спада, вызванного все еще распространяющейся пандемией.
Макроэкономическая статистика может быть тщательно сфальсифицирована, но продолжающееся сокращение доходов населения приводит к ухудшению демографической ситуации. Невозможно скрыть тот очевидный факт, что в 2020 году население России сократилось на 700 000 человек. В этом году может произойти еще более резкое сокращение.
Путин стремится имитировать твердое лидерство в выработке экономической политики, перекладывая ответственность за неудачи на нижние уровни монументальной бюрократической пирамиды. Он рекламирует пакет технологических инноваций, разработанных “технократами” в правительстве. Тем не менее он гораздо больше полагается на традиционных бюрократов, которые управляют распределением финансирования в соответствии с неформальным балансом интересов.
Коррупция является основополагающим принципом этого управления застоем, а эпизодические наказания за некоторые “излишества” лишь освещают масштабы этого явления.
В Кремле исходят из того, что система бюрократической коррупции обладает достаточным запасом устойчивости и способностью к самовоспроизводству, а общественное недовольство можно эффективно подавлять.
Протестная активность в России практически полностью уничтожена эскалацией репрессий. Но чего не может обеспечить это принуждение к автократическому порядку, так это способности мобилизовать общество и экономику для продолжительной схватки с многочисленными пресловутыми внешними “врагами”.
Официальный дискурс о неотвратимости противостояния между “осажденной” Россией, с одной стороны, и “агрессивным” Западом – с другой, прекрасно служит интересам бенефициаров институционализированной коррупции, пока государство не начинает требовать концентрации всех доступных ресурсов – включая их незаконно нажитые состояния – для решения задачи военного укрепления.
Путин оказался зажат между жадностью своих “олигархов” и амбициями своих силовиков (сотрудников спецслужб). Возможно, он наслаждается всей роскошью, которую предоставляет ему статус “великого лидера”, но мрачные картины неизбежного глобального кровопролитного конфликта все больше затуманивают его рассудок.
Высказывание Байдена о “реальном военном конфликте с применением огнестрельного оружия” было задумано как предупреждение о рисках кибератак, но Путин, очевидно, считает, что бесконечная война России с Западом во главе с США может оставаться “гибридной” лишь до поры до времени. Именно это убеждение, эксплуатируемое высшим руководством и подпитываемое лживой пропагандой Кремля, делает Россию весьма опасной.
