Пандемия коронавируса ускорила начало нового мирового экономического кризиса, о котором многие аналитики предупреждали уже давно. Однако его последствия могут оказаться более разрушительными, чем в кризис образца 2008-го. Угроза расширения эпидемии заставила руководство многих стран, в том числе и украинскую власть, пойти на беспрецедентные ограничения, которые касаются как населения, так и бизнеса.
Однако хаотичная борьба с болезнью рискует оказаться слишком болезненной встряской для отечественной экономики, которая и без того не отличалась особой устойчивостью. О том, как пандемия меняет тренды развития мировой экономики, насколько серьезными окажутся экономические последствия пребывания Украины в режиме карантина, имеются ли у власти «подушки безопасности» и механизмы амортизации, которые помогут cмягчить это негативное влияние, о перспективах украинского рынка земли и «антиколомойского» закона и новой программе сотрудничества с Международным валютным фондом (МВФ) – изданию «Экономические новости» рассказал известный экономист, эксперт Института Growford Алексей Кущ.
Как Вы прокомментируете назначения, пожалуй, самых важных в сложившейся ситуации в стране и мире, кандидатур министра финансов Сергея Марченко и министра здравоохранения Максима Степанова?
Не помню такого, чтобы министров меняли спустя месяц после назначения. Резкая кадровая рокировка и «шарахание» власти из стороны в сторону объясняется крайностями тех моделей, которые власть пытается применить в сложившейся экономической ситуации. Назначение предыдущих министров было связано с концепцией т.н. «опоры на внутренние силы». Скорее всего, именно тогда в правительстве рассматривался вариант реструктуризации наших государственных долгов. В частности, прозвучало несколько взаимоисключающих заявлений премьер-министра по этому поводу. Сначала он говорил, что такие дискуссии ведутся, но потом дезавуировал свое заявление. То есть, все время происходила своеобразная подковёрная борьба между различными группами влияния на власть, в которой участвовали как украинские олигархи, так и наши внешние кредиторы. Соответственно, пока концепция о реструктуризации долгов имела право на жизнь, она разрабатывалась под модель «опоры на внутренние силы». Однако в процессе переговоров президента Владимира Зеленского с директором-распорядителем МВФ Кристалиной Георгиевой или в процессе иных переговоров, о которых мы не знаем, произошла резкая смена стратегии преодоления кризиса государством. Модель «опоры на внутренние силы» была заменена на формат «опоры на внешних кредиторов». В частности, одним из главных требований МВФ, которое, правда, нигде не озвучивается, – это как раз кадровые перестановки в правительстве.
То есть, Вы хотите сказать, что украинская власть утратила самостоятельность в вопросе кадровой политики в стране?
Если мы проанализируем последние пять лет, то увидим, что есть ряд должностей, в отношении которых государство действительно уже тратило субъектность при их назначении. К таким должностям относится руководство Минфина, Минздравохранения и частично Минобразования. А также руководство Нацбанка, «Нафтогаз Украины», «Укрзализныця», «Укравтодор» – то есть, те структуры, которые контролируют основные финансовые потоки в стране, а также являются основными реципиентами бюджетных расходов. Только на выплату процентов по внешним и внутренним долгам в бюджете 2020 года заложено 145 млрд. грн. А на Минздравохранения чуть больше 130 млрд. грн. Видим, что цифры этих финансовых потоков примерно сопоставимы. Соответственно сопоставима попытка влияния на те или иные назначения. Думаю, что смена министра финансов и министра здравоохранения было одним из пакетных условий внешних кредиторов. В нынешней позиции Украины они хотят видеть поддержку жесткой модели «возврата долгов до последнего украинца», т.н. условная «модель Чаушеску». То есть, министр финансов у нас – это не персоналия, а функция, для которой возврат долгов всегда будет приоритет №1. А на посту министра здравоохранения нужен просто функционер, скрупулезно выполняющий «заветы и протоколы Супрун», например, в части продолжения второго этапа медицинской «реформы».
Парламент принял в первом чтении т.н «антиколомойский» закон, который запрещает возвращение национализированных банков бывшим владельцам и открывает путь к получению финансовой помощи от МВФ. Тем не менее, зарегистрировано уже около 16 тысяч правок в законопроект о регулировании банковской сферы. Каковы шансы на его принятие?
Все не так однозначно, как нам пытаются преподать. Нас пытаются поместить в некую примитивную парадигму борьбы «добра» и «зла». Есть «злой» Коломойский, который через небольшую группу своих депутатов пытается заблокировать закон. И есть «силы света», которые пытаются помешать ему вернуть «Приватбанк» в свою собственность. На самом деле ситуация гораздо сложнее и гораздо запутаннее, как с точки зрения скрытых ходов, так и систем сдерживания и противовесов, сфер влияния и прочего. Достаточно сказать одну простую истину: «Приватбанк» абсолютно не нужен Коломойскому. На сегодняшний день банк отягощенный огромным количество обязательств перед клиентами. Вклады одних только физических лиц составляют 180 млрд грн. из них 67 млрд средства долговых требований – наиболее текучий ресурс, который подвержен быстрому выходу из банка в случаи кризиса. Примерно 140 млрд грн. неработающих кредитов пошло в убыток банка. Стабильность банка поддерживается только за счет пакета государственных ценных бумаг. То есть, 140 млрд ОВГЗ, которые были внесены в уставной капитал банка Минфином в процессе его докапитализации. Если банк возвращают его бывшим владельцам, соответственно государство забирает свой пакет ОВГЗ и финучреждение превращается в «табуретку на одной ножке». Это естественно вызовет панику у вкладчиков, они начнут забирать деньги… Вообще нелогичные действия с точки зрения рациональных экономических и финансовых интересов. Зачем Коломойскому такие проблемы?! Единственное, что интересует олигарха сейчас, на мое субъективное мнение, это т.н. «нулевой вариант». Ему необходимо, чтобы суд признал национализацию незаконной, но при этом банк остался в собственности государства. Если суд примет решение в пользу Коломойского, на этом основании он сможет прекратить все судебные процессы, которые сейчас против него инициировало государство в международных судах. Ему нужно закрыть все судебные производства как внутри Украины, так и за ее пределами и, таким образом, разблокировать те залоги, в которых сейчас частично находится его бизнес и сохранить те кредиты, которые весят на компаниях прямо или косвенно связанных с ним. На основании признания национализации незаконной суд может присудить ему некую компенсацию, которую можно использовать для подписания с государством своеобразного «мирового соглашения». То есть, соглашения, по которому никто никому ничего не должен. Государство не должно будет ничего выплачивать Коломойскому, а тот ничего не должен государству.
Какие вопросы решает для себя Коломойский при принятии «антиколомойского» закона, учитывая количество правок?
Закон блокирует возврат «Приватбанка» в собственность Коломойского, но абсолютно не блокирует признание судом национализации незаконной. То есть, даже после принятия «антиколомойского» закона, украинский суд может признать национализацию незаконной. Более того, в законе прописана реальная схема определения компенсации, которую должно выплатить государство. Это как раз играет в пользу бывших собственников. Потому что, если схема не прописана, все отдается на решение суда. А с учетом социального резонанса, вряд ли найдется судья, который бы на десятки миллиардов гривен смог присудить компенсацию Коломойскому. Теперь в законе этот своеобразный момент прописан, где судья не должен определять сумму компенсации, а лишь подтвердить сумму компенсации, установленную аудиторской компанией по результатам оценки рыночной стоимости акций на момент национализации. В данном случае судья просто подтвердит аудиторское заключение своим решением, что будет своеобразной индульгенцией в плане личной ответственности. Ведь если власть в стране поменяется, и кто-то попытается переиграть ситуацию по-другому, то аудиторское заключение, принятое ведущей аудиторской компанией мира никто не сможет оспорить. Как мы видим, все не просто. МВФ вольно или невольно был вовлечен в эту специфическую внутриукраинскую кухню и, скорее всего, уже смирился с тем, что никто никаких денег «Приватбанку» возвращать не будет, также, как и никто не будет возвращать задолженность по просроченным кредитам. То, что сейчас мы видим в парламенте – это своеобразная видовая внутриполитическая борьба, нацеленная на то, чтобы до последнего момента власть балансировала между различными сценариями развития событий. А именно между реструктуризацией долгов или полного сотрудничества с МВФ.
И огромное количество правок в законе как раз говорит о том, что руководство страны так до конца и не определилось в каком формате будет двигаться. Мы уже говорили, что кадровые назначения говорят об укреплении в сторону МВФ. Но это еще ничего не значит. В мае может быть принято решение о реструктуризации госдолгов и все нынешние министры могут быть снова отправлены в отставку. То есть, мы видим сумасшедшее вращение этого политического флюгера, которое определяет нашу государственную политику.
Тем временем украинцы за месяц вывели из банков 2,75 миллиардов гривен. Не приведет ли это к дестабилизации банковского сектора?
Основные проблемы предыдущих финансовых кризисов в Украине заключались в том, что в законодательстве не было урегулировано понятие «возврата срочных вкладов». Депозиты, которые у нас размещались сроком на полгода – два можно было досрочно забирать из банков. Этим было вызвано отток вкладов населения во время кризисов. Затем были внесены изменения в законодательство и сейчас этого сделать нельзя. Население забирает только вклады, у которых закончился срок действия. Кроме того, если посмотреть на коэффициент проникновения, отношение депозитов населения к ВВП, то увидим, что этот показатель, начиная с 2014 года существенно снижался. Если на момент кризисов 2008, 2014-2015 население значительную часть свих сбережений хранило в банках, то после ситуации с банкопадом люди хранят свои сбережения либо в государственных банках, либо те средства, которые для них не являются последними. То есть, банковский депозит на сегодня не является системным инструментом накопления, который активируется в процессе кризиса.
Тогда что может стать катализатором банковского кризиса в стране?
Банковский кризис 2008 года в Украине был сконцентрирован в банках с иностранным капиталом. И был вызван тем, что банки занимались валютным кредитованием, в том числе населения. Преодолен он был за счет колоссальных средств рефинансирования, который предоставлял Нацбанк, а также за счет средств собственников иностранных материнских банковских структур. Кризис 2014-2015 годов был активирован в основном в украинских банках. Среди ста банков, которые были выведены с рынка, фактически все были украинские. Так как Нацбанк оказывал рефинансирование на явно несиситемном уровне, то есть в ручном режиме раздавал деньги одним и не давал другим, у собственников проблемных украинских банков в отличии от банков с иностранным капиталом не было необходимых ресурсов для поддержания своих финучреждений. Поэтому в основном пострадали те банки, которые кредитовали свои корпоративные структуры. То есть, кептивные банки, работающие при определенных финансово-промышленных группах. Это был в значительной мере внутренний эндогенный кризис, не связанный с мировым финансовым кризисом. А нынешний банковский кризис еще впереди и, скорее всего, может проявиться к концу лета в начале осени. И будет сконцентрирован уже в государственных банках. Сейчас больше 60% банковской системы сконцентрировано в нескольких государственных банках. Соответственно они владеют более 300 млрд. грн. депозитов населения. У них единственный собственник – это Минфин. Если иностранные банки могут рассчитывать на помощь своих материнских структур. Частные банки на помощь своих собственников. То государственные банки – только на помощь государства, у которого к концу лета не будет никаких средств. Тогда у государства будет два варианта: плохой и ужасный. Плохой – это включить печатный станок и монетизировать ОВГЗ, которые будут вноситься в уставной капитал госбанков в процессе докапитализации и за счет этих денег компенсировать отток вкладов, что чревато инфляцией, девальвация и т.д. А ужасный вариант – это заморозить банковские вклады на год-полтора.
Имеются ли какие-то ресурсы у государства для смягчения кризиса в банковском секторе?
Сегодняшняя ситуация смягчается за счет двух факторов. За счет того, что банки в последние годы практически не кредитовали, хотя их активно критиковали за это, но сейчас негативная учетная политика банков привела к неожиданному позитивному эффекту. Банки накопили примерно 200 млрд грн. свободной ликвидности, которые активно вкладывают в депозитные сертификаты Нацбанка, у них постепенно сокращается портфель неработающих кредитов, хотя этот показатель до сих пор находится на предельно высоком уровне. Больше 50% кредитов в банковской системе на сегодня представляют неработающие кредиты, что еще раз подтверждает тот факт, что в 2014-2015 годах нужно было очищать банковскую систему именно от проблемных кредитов, а не от банков. Но, тем не менее, у них есть эта подушка ликвидности, за счет которой три-четыре месяца можно существовать. Сейчас государственные банки повышают ставки по депозитам, которые выросли до 12%-13%. То есть, пока есть компенсаторы. Если ситуация к осени будет ухудшаться, то рано или поздно эти компенсаторы постепенно будут исчезать и тогда может начаться полноценный банковский кризис.
Но также мы должны понимать, что выход из банковского кризиса – это инфляционно-дефляционная проблема. Банки выполняют роль такого абсорбента избыточной ликвидности. То есть, они накапливает в себе избыточную ликвидность, не позволяя ей выходить на валютный и потребительский рынок. Забирая депозиты в банках люди будут тратить их на товары и услуги, что приведет к росту инфляции. А те, у кого денег побольше будут вкладывать гривню в доллары, что будет отражаться на курсе национальной валюты. То есть, сдувание этого пузыря ликвидности в размере 200 млрд грн. тоже будет иметь негативный инфляционно-дефляционный эффект, если, конечно, Нацбанк и правительство совместно не разработают модель, при которой эта ликвидность пойдет на развитие реального сектора экономики, но надежд на это по сути никаких.
Между тем, гривна сильно укрепилась, НБУ приобрел четверть миллиарда долларов за последнюю неделю. Что ждет курс гривны в среднесрочной перспективе?
Об этом можно будет четко сказать тогда, когда мы увидим четкую монетарную модель реагирования на кризис от украинской власти. У нас есть два примера реагирования на кризис, который был в 2009 году и 2014-2015 гг, кардинально отличающие друг от друга. В 2009 году Нацбанк применил консервативную модель влияния на кризис. Проявлялась она в том, что денежная масса была сокращена, соответственно сжалось и номинальное значение ВВП. Эта модель реагирования на кризис привела к тому, что гривна девальвировала с 5 до 8грн за долл, а инфляция составляла 12-14%, то есть наблюдались условно умеренные темпы ослабления макроэкономических показателей.
В 2014-2015 году была использована гиперэмиссионная модель. Эмиссия происходила за счет докапитализации государственных компаний и государственных банков. Только в один «Нафтогаз» в 2014 году было внесено примерно 10 млрд. долл. в эквиваленте. Схема была следующая: Минфин вносил в уставной капитал государственных банков и госкомпаний ОВГЗ, а Нацбанк их монетизировал на вторичном рынке через различные схемы с участием государственных банков. За эти годы Нацбанк увеличил свой портфель ОВГЗ примерно на 170 млрд. грн. То есть, произошла гиперэмиссионная реакция на кризис: в то время как реальный ВВП упал примерно на 16%, номинальный ВВП резко вырос за счет этой инфляционной составляющей. В итоге мы получили девальвацию с 8 до 30 грн за долл., а инфляция суммарно за два года составила 70%.
Теперь вопрос в том, какую модель изберет Нацбанк сейчас. Если будет консервативный сценарий, который заключается в сжатии номинального ВВП и сокращении денежной массы, соответственно будет модель относительно умеренной девальвации нацвалюты и показатель среднегодовой инфляции может находиться в диапазоне от 10-12%. Если будет гиперэмиссионная модель реагирования на кризис, то девальвация валюты окажется очень высокой. Ранее Нацбанк в своих экспресс-тестах прогнозировал 36 и 40 грн за долл. Но это тестирование происходило без учета ситуации на мировых рынках. И естественно Нацбанк еще не мог ничего знать о коронавирусе. Соответственно девальвация потенциально может быть и глубже, а инфляция будет исчисляться уже десятками процентов. То есть, все зависит от этих двух моделей.
Нынешняя ситуация с курсом является абсолютно нетипичной для прогнозирования на будущее. Сейчас население старается не тратить лишние деньги на какие-либо покупки. С одной стороны, во время кризиса люди всегда покупают иностранную валюту, с другой – люди понимают, что в условиях кризиса могут быть закрыты банки, обменники и поэтому стараются держать какую-то сумму в гривнах. Кроме того, сейчас экономика страны держится еще на остаточных резервах предыдущего развития. Простыми словами еще не включен печатный станок. В мае-июне остаточные резервы предыдущего развития будут окончательно израсходованы. Условно говоря, в мае мы еще можем потратить несколько миллиардов «Нафтогаза», который он выиграл в Стокгольмском арбитражном суде против «Газпрома». Компания уже начала тратить эти деньги, перечислив их в виде авансовых платежей в доход бюджета, примерно 900 млн. долл. То есть, у компании осталось примерно 2 млрд. долл. В июне можно потратить несколько миллиардов долларов, которые выделит МВФ в рамках коронавирусного транша, что можно пустить на финансирование дефицита бюджета. В июле таких ресурсов уже не будет. Следующие транши МВФ будет выделять исключительно под выплаты внешних долгов. Соответственно в июле-августе придется включать печатный станок или искать какие-то другие решения. Поэтому наибольшая девальвация национальной валюты потенциально сместиться к концу лета. Но ввиду нынешнего укрепления гривны я бы не стал делать какие-то оптимистичные прогнозы.
Еще один условием для получения денег от МВФ является закона о рынке земли, который был принят с некоторыми ограничениям. Сейчас внешние кредиторы требуют, чтобы Украина открыла возможность юридическим лицам принимать участие в рынке земель для обеспечения конкуренции, и ослабить ограничения на общую площадь земельных участков, которые можно приобретать в собственность. Означает ли это, что МВФ может повременить с траншем?
Считаю, что власть совершила колоссальную стратегическую ошибку в сотрудничестве с МВФ. Заключается она в том, что были объединены две абсолютно несвязанные между собой программы сотрудничества. Что сейчас в пакете помощи от МВФ? Т.н. антикоронавирусный займ. МВФ выделил 50 млрд. долларов на эти цели странам, экономика которых в наибольшей степени пострадала от пандемии. Украина могла претендовать на сумму 2 млрд.долларов. Деньги предоставляются без каких-либо предварительных условий, под них не нужно принимать специальные законы. Займ предоставляется на длительный срок, почти под нулевую процентную ставку. Его Украина должна была получить еще в марте. И то, что этого сделано не было считаю преступлением особой тяжести.
Почему этого не было сделано?
Потому что интересы транснациональных корпораций, которые заключаются в открытии рынка земли в Украине, очень сильно проявляются во внешнем влиянии на украинскую власть в части принятия решений. Пресловутое внешнее правление. Поэтому наша власть намерено или нет, но выглядит как намерено, привязала антикороновирусную программу МВФ к стандартной программе расширенного финансирования (EFF), по которой Украина должна получить примерно от 5-8 млрд. долл. Вот эти деньги выделяются уже под конкретные условия. То есть, тот самый «антиколомойский» закон и открытие рынка земли. Они как раз не могут быть использованы на финансирование дефицита бюджета в отличии от антикоронавирусного займа. Эти деньги выделяются небольшими траншами по 1-1,5 млрд. долл исключительно под график выплаты наших внешних долгов. Если бы украинское руководство приняло решение о реструктуризации внешних и внутренних долгов, нам вообще эта программа с МВФ была бы не нужна. Мы могли бы ограничится только одной антикоронавирусной программой от МВФ на сумму 2 млрд. долл. Однако власть запустила информационную кампанию, чтобы показать населению катастрофическое состояние экономики Украины и единственная «соломинка», за которую можно ухватиться – это помощь от Фонда. Последний в данном случае выполнял роль экзистенционального субъекта, такого себе «спасителя страны». МВФ у нас уже давно вошел в ранг своеобразного «карго культа». Главная задача власти заключалась в том, чтобы нагнать экзистенцию ужаса и приближающегося конца, после чего собрать ночное заседание парламента, чтобы в медицинских масках принимать абсолютно токсичный для экономики Украины закон об открытии рынка земли. То есть, мы видим, что тема антикоронавирусного займа была специально прикреплена к паровозу расширенной программы сотрудничества с МВФ. Хотя на самом деле цеплять этот вагон было не обязательно, он мог двигаться самостоятельно.
Какие подводные камни кроются в принятом законе о рынке земли, переданном на подпись президенту?
Что касается непосредственно рынка земли. Закон абсолютно ничего полезного для Украины не приносит. Он не дает людям возможности свободно продавать землю, потому что содержит нормы, которые их блокируют. Но главное даже не это. Если концептуально подойти к этой теме, то с учетом тех вызовов, которые сформировались в мире (лендграбинга, захвата земель транснациональными корпорациями, катастрофических последствий, в том числе и экологических, которые появились в странах после открытия рынка земли, в частности в Аргентине), становится очевидным, что рынок земли нужно открывать с умом. То есть, новый Земельный Кодекс должен был стать основой земельной реформы. Начинать земельную реформу надо было с изменений в Конституцию, как в свое время сделали поляки, определяя фермерское хозяйство основным субъектом землепользования в стране и основным участником земельных отношений. Надо было установить конституционную доминанту и только потом под нее разрабатывать модель открытия рынка земли. Открытие рынка земли в Украине происходило по токсичному для страны сценарию. Можно сказать, что на смену одним схемам сейчас приходят новые. Если раньше это были серые схемы перерегистрации в рамках пользования земельного участка, то сейчас будут серые схемы концентрации этих земельных участков. Норма закона «100 га в одни руки» в условиях отсутствия эффективного контроля за концентрацией земли у фиктивных собственников, не является предохранителем. У нас, например, существует налогообложение субъектов малого бизнеса, т.н. ФОПы, у которых есть ограничение, в частности, по годовому обороту товаров до 5 млн. грн. Однако это не мешает крупному бизнесу использовать систему единого налогообложения для того, чтобы создавать огромные конгломераты подконтрольных ФОПов и обеспечивать миллиардные обороты, уплачивая государству только единый налог, не выплачивая НДС и налог на прибыль.
То же самое может произойти с нормой «100 га в одни руки». Наши лэндлорды и их компании могут превратиться в такие конгломераты фиктивных собственников земли. То есть, это будут сотни или тысячи людей в виде родственников, друзей или просто людей, что будут участвовать в этой схеме за определенную плату, которые будут оформлять на себя землю, а потом по различным фиктивным договорам займов передавать ее в залог крупным аграрным корпорациям. То есть, обойти эту норму достаточно легко, потому что абсолютно отсутствует система контроля, которая бы не допускала формирование таких конгломератов фиктивных собственников земли.
Кроме того, в законе полностью отсутствует норма о недопущении изменения целевого назначения земли. Никто не помешает нескольким людям выкупить несколько гектаров земли и, условно говоря, разместить свалку или построить жилой комплекс вместо того, чтобы выращивать сельскохозяйственные культуры. Также отсутствует механизм по предотвращению обезземеливанию крестьян, фермерских хозяйств. Есть возможность купить 100 га «в одни руки», но никто не дает гарантии, что это будут руки фермера. А не руки человека, у которого просто есть лишние деньги и который хочет вложить эти средства в землю. И еще один важный момент. В законе нет никаких предохранителей, которые бы позволяли контролировать и не позволять выведение земель из сельскохозяйственного оборота.
Почему внешние кредиторы остались недовольны открытием рынка земли в Украине?
Что касается требований иностранных кредиторов. МВФ и Всемирный банк сейчас играют роль «доброго» и «злого» полицейского. Главная цель – расколоть клиента, в данном случае Украину. МВФ играет роль «доброго» полицейского. Кристалина Георгиева обещает поддержку, просит принять для начала хотя бы какой-то вариант земельной реформы. И все это делается. А потом в дело вступает «злой» полицейский – Всемирный банк, который говорит, что закон не подходит и нужно учесть интересы транснациональных корпораций, то есть открывать рынок земли для юридических лиц и повышать лимит операции. Очевидно, что схема о которой мы говорили с конгломератами фиктивных собственников земли и земельными иностранными банками, которые превращаются в земельные ломбарды – это все же несколько «серо» для западного капитала. Они привыкли, чтобы все лежало на блюдечке с золотой каемочкой. Повышение лимитов может сократить их издержки на концентрацию земли в одних руках. Потому что любая схема – это затраты. Надо платить фиктивным собственникам земли, при функционировании иностранных банков в качестве земельных ломбардов финансово поддерживать эту схему. Все это затраты, которые могут отвлекать до 5% оборота международного капитала. А на миллиардах –это значительная сумма. Поэтому им нужно минимизировать транзакционные издержки для концентрации земли. Это можно сделать только двумя путями: повышая лимит операции, то есть сокращая количество фиктивных собственников до минимума. Или за счет разрешения юридическим лицам покупать землю. В таком случае юридическое оформление станет намного проще, а учитывая то, что в Украине нет эффективного механизма контроля за конечными бенефициарами, отследить кто на самом деле владеет этими компаниями будет практически невозможно. Поэтому Всемирный банк выполняет роль злого полицейского, а МВФ подключается и говорит, мол, мы готовы, но вы должны договориться со Всемирным банком. Но так как мы сами попали в эту ловушку, совместив две программы от МВФ в одну, ввиду слабой позиции украинской власти, то внешний кредитор захватил нас «за жабры» и теперь настаивает на том, чтобы решать проблемы в комплексе.
Продолжение интервью с Алексеем Кущом читайте здесь.
