«Экономика РФ будет медленно умирать, сокращаясь на 2–3% в год или чуть больше, но не срываясь в «штопор», - пишет российский экономист Владислав Иноземцев в колонке для РБК.
(…) Сегодня Россия переживает второй серьезный экономический кризис за последнее десятилетие. Он заметно отличается от первого. Хотя в 2009 году снижение ВВП составило 7,9% против 3,8–4% в 2015-м, большинство показателей нового кризиса выглядит значительно хуже, чем во время предшествующего. Кроме того, что особенно тревожно, новый кризис не порожден мировым экономическим замедлением. Скорее напротив: он разворачивается в условиях, когда глобальная экономика постепенно выходит из периода неустойчивого роста.
Большинство отечественных политиков и экспертов полагает, что в 2016 году экономика продемонстрирует рост или по меньшей мере не продолжит сокращаться. Минэкономразвития называет базовым сценарием рост в 1%, Владимир Путин в ходе очередного сеанса психотерапии со страной рассказал о предполагаемом росте 0,7%, Министерство финансов тоже говорит о возобновлении роста «в начале 2016 года». Однако все больше финансовых институтов (как российских, так и международных) менее оптимистичны: их прогнозы указывают на сокращение экономики от 0,6% (Всемирный банк) и более.
Как правило, предположения о грядущем росте основаны, на мой взгляд, на двух ошибочных допущениях. С одной стороны, государственные оптимисты недооценивают масштаб влияния снижающихся нефтяных цен на экономику Российской Федерации в нынешних условиях. Если, например, в 2013 году гипотетическое падение цены на $15 за баррель сокращало экспорт на $28,4 млрд, или на 1,3% ВВП (при пересчете с учетом рыночного курса доллара), то такое же падение (с $53 до $38 за баррель) в конце 2015 года означает непоступление в экономику средств, эквивалентных уже 2,4% ВВП в текущих ценах. Экономика России не адаптировалась к новым ценам вопреки мнению Минфина: они продолжают давить на нее и закладывать основания для будущего спада.
С другой стороны, не объясняется, почему кризис и подъем должны следовать друг за другом по правилам обычного цикла: перед падением 2014–2015 годов экономика не находилась на фазе бума; ни о каком перегреве не шло и речи.
(…) Иначе говоря, нет причин рассматривать кризис, начавшийся в конце 2014 года, как типичный циклический кризис. На мой взгляд, он обусловлен фундаментальными чертами современной российской системы, ее неспособностью учитывать интересы бизнеса и неготовностью реагировать на изменения хозяйственной конъюнктуры. Если же принять такую позицию, вся картина сразу окажется другой.
(…) Оценивая всю историю «путиномики» с самого ее появления в начале 2000-х годов, можно разделить этот этап российской истории на три — что примечательно — практически равных по продолжительности периода. Первый из них, с начала 2000 года по весну 2008-го (около восьми лет), был периодом экономического подъема, обусловленного как минимум тремя обстоятельствами: во-первых, улучшавшейся внешнеэкономической конъюнктурой и поступлением нефтедолларов; во-вторых, ростом доверия инвесторов и притоком иностранных инвестиций и кредитов; в-третьих, повышением доходов населения и стремлением граждан не ограничивать себя в тратах.
Второй период, с середины 2008 года до конца 2015-го (тоже около восьми лет), стал периодом хозяйственной стагнации, вызванной одним главным фактором — бездарным бюрократическим управлением экономикой и безответственными политическими играми властей. Показатели 2008 года не были превышены ни за счет масштабной (но не слишком эффективной) антикризисной программы 2008–2009 годов, ни за счет «патриотической» мобилизации 2014–2015 годов. Доверие власти не конвертировалось в экономический рост, так как оно носило чисто популистский характер, в то время как предпринимательский климат уверенно разрушался. К концу 2015 года Россия пришла с имиджем непредсказуемой страны, в которой не защищены никакие права инвесторов, не действуют нормы международного права и любые экономические интересы легко приносятся в жертву политике.
В этих условиях «длинная волна» начинает свой откат. Если предположить правильность этой схемы, нисходящая фаза может сравняться по продолжительности с фазами подъема и стагнации, то есть составит также около восьми лет — с середины 2015 года до конца 2023-го. Этот период не станет временем национальной катастрофы; экономика России будет медленно умирать (в случае, конечно, если власти не начнут реально большую войну или предпримут переход к полной автаркии), сокращаясь на 2–3% в год или чуть больше, но не срываясь в «штопор».
Уровень поддержки власти, ощущение угроз, исходящих от внешнего мира, масштабы эмиграции вменяемого населения и его замещения иммигрантами из постсоветских стран, а также другие факторы этого же ряда вполне позволяют сохранять политическую устойчивость режима даже при сокращении текущего потребления населения на 40–50%. Власть может повышать градус агрессивной риторики, и нет оснований полагать, что «холодильник» в ближайшие годы одержит верх над «телевизором», тем более что после благополучного прохождения избирательного цикла 2016–2018 годов никаких развилок не предвидится как раз до 2024-го, когда «длинная волна» придет к логическому завершению.
