Директор ЕБРР в Украине Андре Куусвек рассказал «i» о планах работы банка на следующий год
Вопрос: В начале этого года глава ЕБРР Томас Миров пообещал увеличить инвестиции в Украину. Не слишком ли рискованно, ведь у нашей страны, учитывая котировки кредитных дефолтных свопов (CDS), сейчас самая высокая вероятность дефолта?
Ответ: Действительно, риски сейчас гораздо выше, чем полтора года назад, и это касается также многих других стран региона. Однако риск сам по себе — это не препятствие. Мы оцениваем, какие риски можем на себя брать, и по какой цене. А вот CDS — не самое лучшее мерило риска. На этом рынке много паники, много спекуляций. Некоторые предлагают страховку от дефолта Украины по цене, превышающей сами платежи по облигациям.
В: Сколько именно банк инвестировал в Украину в этом году? Будут ли еще какие-то вливания до конца года?
О: Если в прошлом году мы инвестировали в Украину $1,2 млрд., что на тот момент уже было рекордной суммой для страны, то в этом году превышена отметка в $1,4 млрд. И это еще не предел, потому что новые кредиты — да, еще будут. Некоторые проекты уже утверждены в Лондоне, но финансирование еще не началось.
В: Все проекты утверждаются в Лондоне, или только выше определенной суммы?
О: Все. Поиском и оценкой проектов мы занимаемся здесь. У нас большая команда, которая покрывает все секторы экономики. Иногда за проект отвечает человек, находящийся в Лондоне, но такое бывает редко. А вот утверждение всех проектов в ЕБРР происходит в Лондоне. Дважды в месяц заседает кредитный комитет, затем проект рассматривается советом директоров. Таковая стандартная процедура для всех без исключения проектов, независимо от страны или суммы.
В: Каковы планы по финансированию Украины в следующем году?
О: Можно строить различные планы — долгосрочные и краткосрочные (смеется). Одно могу сказать точно: Украина остается для нас одним из самых важных рынков в регионе. Однако сумма в следующем году точно будет не меньше, чем в этом. Все будет зависеть от макроэкономической ситуации, аппетита потенциальных заемщиков и повышения капитала самого ЕБРР на EUR10 млрд. (до EUR30 млрд.) в ходе собрания акционеров, которое состоится в мае следующего года.
В: А каковы перспективы повышения капитала? Раньше между акционерами банка были противоречия по этому поводу…
О: Мне сложно комментировать решения акционеров, но могу сказать, что сейчас противоречий гораздо меньше, чем полтора года назад. До кризиса некоторые страны считали, что миссия банка выполнена, особенно в некоторых странах, и поэтому непонятно, нужен ли вообще ЕБРР. Некоторые страны, например Австралия, даже планировали продать свою долю. Сейчас вопрос стоит уже не так. Я думаю, что шансы на увеличение капитала неплохие.
В: Недавно Международный валютный фонд (МВФ) сообщил, что будет принимать решение о следующем транше кредита уже после президентских выборов. Как позиция МВФ в отношении страны влияет на политику ЕБРР?
О: Прямой связи нет. Однако кредит Фонда влияет на фискальную и макроэкономическую ситуацию в стране. Отсрочка кредита повышает риски невыплат кредитов, например, государственными компаниями. Но на нас это напрямую не влияет, поскольку мы сфокусированы на частном секторе.
В: Иногда ЕБРР выдает кредиты совместно с другими финансовыми организациями, в частности, с Всемирным банком (ВБ) или Европейским инвестиционным банком (ЕИБ). Каковы перспективы такого сотрудничества?
О: У нас все-таки разные миссии. Например, ВБ дает кредиты только через государство. С ЕИБ мы работаем более тесно, но именно в Украине у них портфель очень маленький. Мы планируем совместно профинансировать некоторые инфраструктурные проекты. Однако поскольку мы в основном кредитуем частный сектор, мы стараемся привлекать ресурсы от коммерческих банков, которые участвуют в наших синдикатах. Юридически организатором кредита в таких случаях является только ЕБРР, однако средства идут из нескольких источников.
В: Недавно украинские власти ограничили кредитование в иностранной валюте заемщиками, имеющими валютные поступления. Между тем ЕБРР уже несколько лет добивается от НБУ разрешения выдавать кредиты в гривне. Каковы перспективы на данный момент?
О: Есть некоторые сложности (вздыхает). Мы не можем брать на себя валютные риски. Такова наша политика, утвержденная акционерами. Чтобы выдавать кредиты в гривне, нам необходимо как-то привлекать гривню. Сейчас это невозможно как по рыночным, так и по техническим причинам. С одной стороны, сейчас очень высокие ставки, судя по нашему индексу Kiev Prime. Финансировать долгосрочные проекты под 25-30% годовых просто нереально. С другой стороны, есть ограничения на уровне нормативной базы Нацбанка, которые не позволяют нам управлять гривневой ликвидностью. Как только ставки упадут до приемлемого уровня, мы возобновим переговоры с НБУ о снятии технических барьеров.
В: В последнее время правительство настаивает на том, чтобы государственные компании реструктуризировали свои внешние долги. В свете такого давления вы не боитесь продолжать финансировать госкомпании? Не из-за этого ли перенесено решение о выдаче кредита «Нефтегазу»?
О: Нет. Модель, когда «Нефтегаз» покупает российский газ по одной цене, а продает дешевле, не жизнеспособна. В этом году государство поддерживает компанию, но это не может длиться вечно. Как только в газовом секторе будут проведены реформы, мы будем финансировать «Нефтегаз». Что касается других госкомпаний, мы продолжает с ними работать. В начале года мы финансировали «Укрзалiзницю» на $62,5 млн., недавно — Укрэксимбанк.
В: Вы требуете госгарантии под такие кредиты?
О: Раньше требовали, сейчас нет. «Укрзалiзниця» — сильная компания, монополист. Мы решили, что можем принять их риски. Всегда, когда мы можем брать риск заемщика, мы это делаем. Кроме того, мы не хотим, чтобы за погашение нашего кредита отвечал налогоплательщик. Иногда это приходится делать, поскольку финансовый или политический риск будет слишком высоким, но лучше этого избегать.
В: Расскажите об опыте работы с городами. Какие здесь особенности по сравнению с коммерческими заемщиками?
О: Работать с ними немного сложнее, это занимает больше времени. Например, города с населением больше 800 тыс. человек могут самостоятельно брать кредиты в пределах определенных сумм, а вот города поменьше должны получить одобрение Минфина. Кроме того, после девальвации гривни в прошлом году возможности коммунальных предприятий обслуживать кредиты сократились.
Однако мы продолжаем работать с городами. Точнее, мы даем кредиты коммунальным предприятиям, но под гарантию города. В этом году мы профинансировали пять муниципальных проектов — по два в Киеве и во Львове и один в Ивано-Франковске. На следующий год запланировано много инфраструктурных проектов — в сфере ЖКХ, транспорта и энергетики.
Недавно в Стокгольме мы с международными донорами создали специальный фонд для грантового (то есть безвозвратного) софинансирования украинских проектов в сфере энергосбережения. В основном это будут проекты коммунального сектора. Например, недавно этот фонд уже одобрил первый проект, в Житомире, где кроме нашего кредита будут средства, которые не надо погашать. Фонд поможет нам финансировать большие проекты, а также такие проекты, которые мы бы иначе сами и не финансировали бы.
В: После девальвации гривни заемщики обращались к банку с просьбой реструктуризировать кредит?
О: В рамках принятой в ноябре прошлого года антикризисной программы мы решили, что будем поддерживать старых клиентов. Да, по небольшому количеству кредитов необходимость реструктуризации возникла, однако компаний я назвать не могу. Мы продлили кредиты и, видимо, будем это делать и в дальнейшем. Но в целом у нас небольшая доля проблемных кредитов — всего 2-2,5%. Это очень мало, особенно по сравнению с некоторыми украинскими банками.
В: Вы ведь не потребительские кредиты выдавали…
О: Самое главное — селекция партнеров. Например, очень важно, кто акционер компании.
В: Вы упоминали повышение ставок после начала кризиса. Другие условия как-то изменились? Например, доля самостоятельного финансирования.
О: Да. До кризиса структура финансирования была следующей. Акционеры компании финансируют проект на треть, мы финансируем одну треть, и на оставшуюся треть мы ищем внешние источники финансирования. Из-за кризиса последний элемент почти отпал, и его долю приходится делить между акционерами и нами. Поэтому если до кризиса мы финансировали до 35% стоимости проекта, сейчас мы в некоторых случаях давали до 50% суммы.
Однако выбор потенциальных клиентов расширился. Раньше крупные компании могли провести IPO в Лондоне или выпустить еврооблигации, а сегодня это невозможно. Надеюсь, мы сможем выбрать таких клиентов, которые или выиграют от кризиса, или как минимум выживут.
В: Вы требуете залог?
О: Обычно да. По проектам в промышленности, сельском хозяйстве залог обязателен. В случае с муниципальными проектами, как я уже говорил, мы обычно требуем гарантию города. При работе с банками залог не требуется.
В: Какие сейчас максимальные сроки кредитования?
О: Это очень сильно зависит от сектора. Частным компаниям мы обычно даем кредиты максимум на пять, иногда на шесть лет. В банковском секторе есть кредиты и на семь, и на десять лет. Некоторые инфраструктурные проекты мы финансируем на срок до 15 лет.
В: С началом кризиса компании не перестали брать длинные кредиты?
О: По обычным бизнес-проектам я бы так не сказал. Но учитывая, что мы начали финансировать оборотный капитал (до кризиса мы этим не занимались, поскольку с этим вполне справлялись местные банки), в среднем по портфелю срок действительно немного сократился.
В: Но ведь сейчас, во время кризиса, мало у кого горизонт планирования превышает три года…
О: Это скорее повлияло на спрос на кредиты в принципе. У нас есть список потенциальных проектов, по которым мы проводим оценку — техническую, финансовую и юридическую. Так вот, в конце прошлого года этот список сильно сократился. Например, промышленный сектор в октябре-ноябре 2008 г. почти полностью прекратил капитальные инвестиции. Список потенциальных промышленных клиентов уменьшился раз в десять.
В: Зато финансовый сектор начал остро нуждаться в деньгах…
О: Действительно, если до кризиса нашими основными клиентами были корпоративные заемщики, то в последнее время мы сфокусировались на финансовом секторе. В начале года был страх того, что банки лопнут и никто никому не будет платить. В этом году половина от $1,4 млрд. была выдана банкам.
В: Каким образом вы выбираете банки, которые готовы поддерживать?
О: Все зависит от прозрачности банка и его акционеров, практики ведения бизнеса и финансового риска. Каких-то особых предпочтений здесь нет. Скажем, в этом году половина объема поддержки банковского сектора досталась банкам с украинским капиталом. Например, Укрэксимбанк первым в Украине за посткризисный период получил синдицированный кредит, в Мегабанке мы купили пакет акций. Еще половина суммы была направлена дочкам иностранных банков. Но в любом случае все эти банки — украинские. Они платят здесь налоги, обеспечивают рабочие места и финансируют украинскую экономику. Глобализация привела к тому, что деньги сейчас почти не имеют национальной принадлежности. Скажем, в этом году половина прямых иностранных инвестиций в Украину пришла с Кипра (смеется).
В: В каких случаях вы входите в капитал?
О: Зависит от потребностей компании. Например, после девальвации гривни получился технический эффект, когда долги были в СКВ, а собственный капитал — в гривне. Поэтому потребность в собственном капитале сейчас выше. И мы готовы взять на себя этот риск. Мы готовы работать в компании, чтобы повысить ее стоимость.
В: И что, акционеры готовы делиться собственностью или просто кризис заставил?
О: В Украине это всегда было проблемой. Первая причина — непрозрачность акционерных структур, вторая — менталитет. Многие украинские бизнесмены предпочитали иметь бизнес поменьше, но полностью принадлежащий им. Но кризис, да, повлиял на менталитет. Если нужен капитал, а денег нет, приходится привлекать средства извне. Хороший пример — трубная компания Centravis Production Ukraine. Мы еще с 2006 г. говорили акционерам (Василию Атанасову и его сыновьям Сергею и Юрию.— «i»), что готовы участвовать в капитале. Но только в ноябре этого года мы за EUR10 млн. получили 12% акций. Также мы вошли в капитал «Галнефтегаза», получив за $50 млн. около 15% акций. В конце прошлого года мы нарастили долю в «Николаевцементе» с 8% до 12%.
В: Насколько активное участие банк принимает в работе таких компаний?
О: Мы всегда назначаем своего человека в совет директоров, через которого влияем на компанию. У нас есть опыт работы в разных странах региона, и мы пытаемся его передать украинским компаниям.
В: Есть ли лимиты по размеру пакета приобретаемых акций?
О: Да есть. По уставу, мы не может покупать контрольный пакет, но внутри банка мы решили, что будем ограничивать пакет 35%. Был случай, когда мы купили 49%, но это было не в Украине. Да, мы владели более 90% акций «Зари» (стекольное производство), но этот пример совсем нетипичный. Дело в том, что спонсор проекта обанкротился и мы были вынуждены развивать компанию.
В: А почему вы иногда покупаете пакеты меньше блокирующего?
О: Когда есть согласие с другими акционерами. Например, в Международных авиалиниях Украины (МАУ) у нас 9,9%, но у нас есть соглашение с государством и Австрийскими авиалиниями. То есть мы изначально договорились, как будем работать. Иногда мы покупаем всего 2-3%. Это происходит, когда компания проводит IPO и мы хотим показать рынку, что верим в эту компанию.
В: Вам уже приходилось продавать акции украинских компаний?
О: В целом это происходит постоянно, но именно в Украине примеров пока немного. Например, мы вышли из капитала ПУМБа и ряда других банков. Еще мы продали «Зарю».
В: Вы выходили с прибылью? Стоит ли вообще такая цель?
О: Да, мы получали прибыль, но в принципе максимизация прибыли не является нашей целью. Хотя, конечно, мы хотим показать рынку, что инвесторы могут зарабатывать деньги в Украине.
В: Банк готов покупать появившиеся после кризиса новые виды активов — distressed assets и портфели проблемных кредитов?
О: Это новый вид инвестиций в регионе, и у нас таких примеров пока нет. Подобная инвестиция — это трудное решение, поскольку проблемы у актива есть изначально. Но в мире есть примеры, когда это можно делать с прибылью. К нам уже поступали некоторые предложения, например, о создании фонда для инвестиций в подобные активы, но ничего конкретного в этом направлении мы пока не делали.
В: Многие проекты, которые финансировал ЕБРР,— это были здоровые бизнесы, которые вполне могли выжить и самостоятельно. Это не противоречит вашей функции развития? Может, стоило финансировать компании, более нуждающиеся в помощи?
О: Начнем с того, что самые лучшие возможности развития имели лидеры рынков, но мы с ними и не работали. Мы финансировали номер 3, 4, 5, 7… Во-вторых, компании могли иметь возможность финансировать себя на три года, но некоторые проекты требуют более длинных денег. А скажем, уже на семь лет денег никто не дает. Поэтому компании брали короткие кредиты, надеясь, что потом получится их рефинансировать. Из-за этого и возникли проблемы. Компании нормально работают, но им приходится погашать кредиты, которые они собирались рефинансировать, но из-за кризиса не получилось.
В: Поддерживая политически чувствительные проекты вроде Nabucco или модернизации украинской газотранспортной системы, банк играет в геополитику?
О: Нет. Геополитические проекты всегда огромные и если мы участвуем в них, мы финансируем лишь небольшую часть, например, 5% от общей стоимости проекта. По этим проектам всегда есть международный консенсус. Кроме того, акционерами ЕБРР является 61 страна и ни у одной нет контрольного пакета. Поэтому банк не принимает участия в геополитических играх.
___________________
Андре Куусвек родился 20 июня 1967 г. в Таллинне (Эстония). Окончил Таллиннский политехнический университет — 1985-1990 гг., университет Дрездена — 1990 г., Таллиннскую бизнес-школу — 1991 г. и Стокгольмскую школу экономики — 1993-1994 гг. Банковскую карьеру начал на родине, возглавляя международный бизнес в Tartu Kommertspank и Tallinna Pank в начале 1990-х. Затем переехал в Германию, где работал в Schroder Munchmeyer Hengst в Гамбурге в 1992 г. и в Dresdner Bank во Франкфурте в 1995-1996 гг. В ЕБРР работает с 1996 г. В 2001-2004 гг. возглавлял представительство банка в Казахстане. В разное время был членом совета директоров 30 банков, страховых компаний, инвестиционных и пенсионных фондов. С осени 2008 г. — директор ЕБРР в Украине (вместо Камена Захариева). Женат, воспитывает троих детей. Хобби — велосипедный спорт.
