Когда в феврале началась осада Мариуполя, Иван Демкив был старшим хирургом в военном госпитале, известном под номером 555. В первый день войны госпиталь принял 20 раненых. С тех пор их число постоянно росло. В течение нескольких недель Демкив почти не выходил из операционной. Его дни проходили в бесконечной череде ампутаций конечностей и других спасательных операций, а на заднем плане постоянно звучали звуки российских бомбардировок города. Демкив оставался на работе даже тогда, когда русские бомбили сам госпиталь, сбрасывая битое стекло с пациента, лежащего без сознания на операционном столе.
Расплатой за эту самоотверженность стал его плен. Демкив попал в плен в середине апреля вместе с 77 другими врачами и сотрудниками больницы и с тех пор содержится в плену в комплексе под названием Еленовка на оккупированном Россией Востоке. Опыт Демкива и его коллег показателен по нескольким аспектам. Во-первых, он показывает готовность России помещать в тюрьму невоюющих украинцев на захваченных ею территориях, используя их в качестве разменной монеты при обмене пленными или заставляя их работать по принуждению. Более того, это говорит о том, что Россия нарушает гуманитарные законы, применимые к военнопленным, о питании, гигиене и доступе к Красному Кресту, а также подвергает их запугиванию, пыткам и публичному унижению. Об этом пишет The Atlantic, информируют Экономические новости.
Эти опасения усугубляются тем, что в июле в результате загадочного взрыва в Еленовке погибло более 50 военнопленных. Украина возлагает вину за это убийство на Россию и требует расследования как военного преступления. Демкив и его коллеги не пострадали, но их родственники опасаются за их жизнь. Мы поговорили с несколькими членами группы поддержки, созданной родственниками для того, чтобы добиться освобождения медиков.
За несколько недель до того, как его взяли в плен, Демкив постоянно беспокоился о своей семье: жене Анне и двух детях, 11 и 8 лет. Он знал, что они прячутся в подвале своего многоквартирного дома в сильно разбомбленном районе рядом с разрушенным торговым центром Порт-Сити. По мере того, как российские войска все сильнее захватывали город, они лишали их еды, воды, электричества и сотовой связи, поэтому супружеская пара не имела возможности переписываться друг с другом.
К концу второй недели войны Демкив больше не мог выносить разлуку и неопределенность. 4 марта, в перерыве между операциями, он сел в машину скорой помощи и помчался эвакуировать Анну и детей. Но дома их не оказалось. Анна оставила ему у двери записку, в которой говорилось, что она отвела детей в главное бомбоубежище города, расположенное под областным драматическим театром. Демкив интуитивно понял, что она туда не дошла. Он бросился бежать по окрестностям, отчаянно выискивая свою семью. После часа поисков он нашел их возле жилого дома ее матери.
“Я держала за руки своих детей и возилась с нашим багажом, когда увидела, что он бежит к нам”, – рассказала Анна. “В тот момент я была уверена, что он всегда найдет меня и спасет нас”. В тот же день российский авиаудар обрушился на драматический театр, разрушив здание и убив сотни тех, кто прятался в его подвале. “Я могла бы быть среди погибших, если бы не Иван”, – сказала она. Демкив доставил свою семью в другую больницу, №3, поскольку интенсивные российские обстрелы уже обрушились на №555, где он работал с 2015 года.
Семья укрывалась там в течение нескольких дней. Но затем, в результате очередного нашумевшего на весь мир инцидента, российский удар убил беременную женщину и ее ребенка в родильном отделении больницы № 3. Демкивым снова пришлось эвакуироваться. На этот раз Демкив договорился с коллегой, чтобы тот помог Анне и их детям выбраться из Мариуполя и укрыться на западе Украины. Это был последний раз, когда супруги были вместе.
Позже, в марте, госпиталь №3 был захвачен российскими войсками. Демкив и его команда врачей эвакуировались, на этот раз на металлургический комбинат имени Ильича, один из последних оплотов украинского сопротивления в осажденном Мариуполе. Там Демкив и его коллеги продолжали лечить и оперировать раненых украинских гражданских лиц и солдат, пока российские военные не захватили завод в середине апреля. Группа из 78 медиков была перевезена в Еленновскую исправительную колонию № 120 в восточной части Донецкой области.
Ветхий советский тюремный комплекс не вполне отвечал своей новой цели – стать лагерем для украинских военнопленных, находящимся под контролем России: Здесь нет водопровода, а узники страдают от ужасных антисанитарных условий. Эта тюрьма обрела дурную славу во всем мире, когда в ночь на 29 июля в одном из ее бараков прогремел взрыв, в результате которого 53 заключенных погибли, а еще 75 получили ранения. Россия неуклюже попыталась переложить вину за взрыв на укранских военных. Украина же утверждает, что здание было взорвано изнутри российскими спецслужбами и боевиками группы “Вагнер”.
Бесспорным является то, что среди погибших и раненых были военнослужащие полка “Азов”, который составлял ядро обороны Мариуполя украинскими военными и был последним, кто держался там до падения металлургического завода “Азовсталь” в мае. Учитывая происхождение полка как непримиримого националистического ополчения, участвовавшего в конфликте с поддерживаемыми Россией боевиками в 2014 году, Москва сделала полк центральным элементом своей пропаганды о “денацификации” Украины. Украинские чиновники опасаются, что пленные “Азова” могли стать мишенью для пыток и уничтожения, и призывают Международный уголовный суд начать расследование военных преступлений. К тому же американские официальные лица предупреждают, что Россия может фальсифицировать улики в тюрьме, чтобы возложить вину на украинские войска.
По словам Рейчел Денбер, заместителя директора Human Rights Watch, Россия обязана в соответствии с Женевскими конвенциями допустить Международный комитет Красного Креста для осмотра места взрыва. “Россия должна немедленно предоставить доступ к расследованию гибели украинских военнопленных международным организациям, включая МККК и ООН”, – сказала Денбер. “Любое жестокое обращение или убийство военнопленных является грубым нарушением законов войны и военным преступлением”. Во время визита в Украину на прошлой неделе Генеральный секретарь ООН Антониу Гутерриш объявил, что его ведомство создает миссию по установлению фактов для расследования массового убийства.
Анна каждое утро читает все новости об Еленевке, которые ей удается найти. В день взрыва она была одной из первых в группе родственников в Facebook, кто узнал об этом. Сначала она подумала, что новость может быть российской фальшивкой, но по мере поступления новых сообщений, подтверждающих массовое убийство, ее охватил страх: “Я разрыдалась”. В конце концов, члены группы поняли, что взрыв не затронул непосредственно их близких – сотрудников больницы, содержащихся в плену. Но пережитый ужас только подчеркнул чувство бессилия и отчаяния родственников. “Мне интересно, может ли кто-нибудь в мире остановить этот чудовищный кошмар”, – сказала Анна.
Я разговаривала с бывшим недавним узником Еленовки, Константином Величко, который был волонтером-водителем гуманитарной миссии по эвакуации гражданских лиц из Мариуполя, когда российские военные захватили его в конце марта. Он провел в тюрьме почти 100 дней до своего освобождения 4 июля. Он называет этот опыт “непрерывным кошмаром”. Он убежден, что за взрыв ответственны его бывшие похитители – боевики т.н. ДНР и российские спецслужбы. “Эти головорезы способны были запросто уничтожить этих людей”, – сказал Величко. “Они просто психи”.
Величко рассказал, что он и несколько его товарищей-добровольцев были размещены в одном из полудюжины переполненных бараков, в которых в общей сложности содержалось около 300 заключенных. Большинство заключенных были пленными солдатами, но среди них были и десятки гражданских лиц и некомбатантов, таких как Величко. Худшей частью тюрьмы, сказал он, было крыло, известное как “Изолятор”, где охранники часто избивали заключенных.
“Нас было 50 человек в камере. Там грязь, стены покрыты грибком, ужасная вонь, ни одного окна”, – сказал он. “В изоляторе содержалось не менее 100 женщин – от 15 до 20 в одной камере, где им приходилось спать по очереди”.
Демкив по-прежнему находится в заключении в Еленовке, вместе со своими коллегами Владмиром Шпаковым, молодым хирургом, Юриком Мктрчяном, анестезиологом, и 25 другими медиками из больницы №555 (местонахождение 50 других медиков, первоначально захваченных вместе с ними, неизвестно; возможно, они были переведены в другие тюрьмы). Анна увидела видео, размещенное в российском Telegram-канале Readovka, на котором было видно, как ее муж накладывает повязки на раны другого заключенного. Жена Шпакова Ольга, сама врач, рассказала, что она лихорадочно пересматривала все видео, которые могла найти в российских Telegram-каналах, освещавших взрыв, опасаясь, что ее муж мог быть среди жертв.
Родственники хотят, чтобы международные агентства, такие как МККК, установили личности всех сотрудников больницы, содержащихся в Еленовке, и получили от российских властей подтверждение их статуса военнопленных, не являющихся комбатантами. Они также хотят, чтобы был открыт канал регулярной связи между пленными и их семьями – хотя спорадические контакты происходят как полуофициальными, так и тайными способами. В конечном итоге они надеются на обмен пленными.
У Ольги было два телефонных звонка от мужа, оба продолжительностью менее минуты. Первый был 8 июня, через два месяца после их пленения в Мариуполе. “Его голос звучал грустно”, – сказала она. “Он назвал меня своим обычным для меня именем Зайчонок, спросил о нашем малыше”. Затем он объяснил, что во время их разговора его снимал российский телеканал. “Они явно хотели продемонстрировать, насколько они добры, – сказала она, – позволяя заключенному звонить своей жене, спрашивать о здоровье своего ребенка”. Несмотря на это, она была благодарна за малейшие сигналы о том, что он жив и здоров”.
Второй звонок поступил 20 июня с российского номера. Их разговор был очень коротким и под контролем. “Как насчет обмена пленными?” – спросил он ее. Через несколько дней Украина и правда объявила об обмене пленными, добившись освобождения 144 заключенных в Еленовке, все они были ранеными или инвалидами. Среди них не было врачей. Ольга держит свой телефон всегда рядом, надеясь на очередной звонок от мужа, возможно, с новостями о его освобождении.
Анна тоже получила несколько известий о том, что приходится переживать ее мужу. “За последние четыре месяца его заключения я узнала, что мой муж ест протухшую кашу из грязных тарелок”, – сказала она. “Он страдает от головных болей, но в этой колонии нет ни обезболивающих, ни хирургических инструментов, ни лекарств, поэтому его профессиональные способности абсолютно бесполезны”.
“Он не заслуживает того, чтобы его держали в этом концлагере”, – продолжала она. “Он просто хирург, который лечил всех пациентов, и надзиратели это знают… Моя жизнь без него пуста, но я надеюсь, что он чувствует, как сильно я его люблю”.
Карина Мктрчян, сестра анестезиолога, несколько раз разговаривала со своим братом, в коротких, спешных разговорах, в которых он использует “кодовый язык” на случай, если звонки будут прослушиваться. “У нас даже нет теннисных ракеток, ты понимаешь, о чем я?” – сказал он ей однажды. Она догадалась, что он имел в виду отсутствие у медиков соответствующего оборудования и лекарств для лечения раненых заключенных.
В Еленевской тюрьме день начинается в 6 утра, когда заключенных будит охрана, включающая громкие пророссийские аудиосообщения. ” Эти пропагандистские ролики были сделаны специально для этой колонии”, – сказал Величко. “В них нас требовали покориться. Там говорилось: “Мы гарантируем, что вы будете жить, а украинские власти о вас забыли””.
На самом деле, Величко убежден, что его жизнь и жизни других людей были спасены именно благодаря постоянному освещению в прессе и возмущению общественности их тяжелой участи. “Русские были близки к тому, чтобы приговорить нас всех к 10 годам заключения, – говорит он, – поэтому мы просили журналистов, наших близких и друзей трубить на весь мир о нашем пленении в этом концлагере”. На данный момент это все, что могут сделать семьи медиков в Еленовке.
