Нужно минимизировать контакты с оккупированными территориями и ждать того момента, когда их можно будет вернуть, как в свое время Французская Республика ждала возвращение Эльзаса и Лотарингии, а Западная Германия – воссоединения с ГДР, говорит российский экономист, бывший советник российского президента Андрей Илларионов.
В интервью “Апострофу” он также рассказал, сколько Россия потратила на войну против Украины, до каких пор Путин будет у власти и какую роль играет Навальный в президентской кампании в России.
– Ранее, 2-3 года назад, вы прогнозировали, что Россия начнет полномасштабную войну против Украины. Этот прогноз не сбылся. Как вы считаете, почему?
– После оккупации “в прямом эфире” Крыма стало ясно, что использовать войска Путин может там и тогда, где и когда он посчитает возможным и нужным. Поскольку так называемое “восстание” на Юге и Востоке Украины не оказалось столь успешным, как он надеялся, то для создания так называемой “Новороссии” – остался единственный возможный инструмент – прямая интервенция. Тогда казалось, что он готов применить открытую вооруженную силу так, как это он сделал в Крыму и на Донбассе. Однако этого не произошло.
При анализе информации о численности российских войск на украинском ТВД стало ясно, что открытая интервенция не планировалась. Потому что на российско-украинской границе были сосредоточены регулярные вооруженные части численностью не более 50 000 человек. Этих войск было абсолютно недостаточно. Для того, чтобы вести сколько-нибудь заметную операцию по захвату Южной или Восточной Украины, даже в том случае, если такого рода военные действия будут носить не слишком жесткий характер, необходима группировка численностью около 1 миллиона человек.
Поэтому, когда Путин размещал на границе 50 тысяч человек, изображавших активную деятельность, это был чистый шантаж. К большому сожалению, ряд наблюдателей, не являющихся профессиональными военными специалистами, как в Украине, так и за ее пределами, восприняли эти действия как подготовку к открытой интервенции.
Обратим внимание и на то, что, когда Путин готовит военную операцию конвенциональными средствами, то он не только не демонстрирует свои силы, наоборот, он обеспечивает их максимальную маскировку. Вторжение в Грузию в августе 2008 года происходило под покровом секретности. Когда Путин планировал крымскую операцию, никто, включая американскую разведку, не обнаружил сосредоточения вооруженных сил, которые затем вторглись в Крым и оккупировали его. Если Путин демонстрирует войска, то скорее всего для шантажа, а не для проведения реальной операции.
– Есть ли основание ожидать, что Кремль попытается осуществить операции в Одесской, Харьковской области, учитывая, что эти операции ранее были предотвращены Службой безопасности Украины и сейчас Россия, наверное, имеет на Донбассе ту ситуацию, которая ее устраивает.
– Конечно, всякое возможно, но большого смысла для проведения таких операций у Путина нет. Можно время от времени делать какие-то гадости, организовать террористические акты, проводить акции против украинских символов, людей, организаций, зданий, институтов. Но время для крупномасштабной операции с целью захвата территории, установления военного контроля ушло безвозвратно. Такого рода операции Путин мог проводить в марте, апреле, мае 2014 года. Сейчас уже поздно.
– Недавно была вторая годовщина Минска-2. Какова эффективность формата и его перспективы? Возможен ли Минск-3 или другие подобные договоренности по урегулированию войны на Донбассе?
– Повторю, что говорил не раз: Минск является крайне неудачным решением. И Минск-2 намного хуже, чем Минск-1, хотя и Минск-1 далек от приемлемого варианта. По сути дела, это сдача суверенитета Украины. До сих пор украинские руководители не ответили, зачем они сдавали суверенитет страны. Сейчас по прошествии двух лет это уже очевидно всем – и в Украине, и за ее пределами. Единственный аргумент, который можно было бы взять для защиты Минска, это тот, согласно которому эти соглашения привели пусть к небольшому, но снижению интенсивности военных действий, и в результате меньшее количество людей погибает. Но обнародованные некоторое время тому назад данные о численности погибших по периодам показывают, что уменьшение численности погибших оказывается очень незначительным. На самом деле сами Минские соглашения не оказали сколько-нибудь существенного воздействия на снижение интенсивности военных действий. Нынешнее обострение вокруг Авдеевки это лишний раз подтверждает. Если что-то и сдерживает от интенсификации военных действий, то это не бумага, подписанная Путиным или в присутствии Путина, а его собственное нежелание вести боевые действия, когда он не считает нужным их вести их. Поэтому Минские соглашения камуфлируют истинные намерения Путина.
– Есть ли у Киева другие варианты решения этого конфликта, учитывая, что к Минским соглашениям привязаны санкции? Военный сценарий мы оставим для обсуждения военным экспертам. Все-таки, наверное, другие форматы мирного урегулирования существуют?
– Тут необходимо проводить различия. Санкции были введены без связи с Минском, основной их пакет был введен даже еще до Минска-1. Санкции за аннексию Крыма были введены в марте 2014 года. Большой пакет финансовых, секторальных, личных санкций был введен в конце июля 2014 года за ведение военных действий на Донбассе, а также в связи со сбитием малайзийского лайнера МН-17. Первый Минск был подписан в начале сентября 2014 года, второй – в феврале 2015 года. Поэтому прямой связи между санкциями и Минском нет.
Что может сделать украинская сторона? Ей следует признать нынешнюю линию разграничения между украинскими войсками и сепаратистами и российскими войсками на Донбассе, и минимизировать свои контакты с территорией и людьми, находящимися по ту сторону. За исключением жителей, считающих себя украинскими гражданами и воспринимающих себя частью украинского общества. Этим гражданам украинские власти должны оказать всю необходимую помощь – от обеспечения их переезда на территорию, контролируемыми украинскими властями, до, если они не хотят переезжать, решения их вопросов в индивидуальном порядке. Но контакты с территорией за линией разграничения надо минимизировать. Затем следует ждать момента, когда можно будет вернуться к этому вопросу – так же, как к подобному вопросу вернулась Французская Республика после оккупации Эльзаса и Лотарингии прусскими войсками в 1871 году. Они ждали всего 48 лет, и в 1919 году обе эти провинции были возвращены Франции. Потом эта история повторилась, как мы знаем, в 1940-м году. Но в 1945-м эти территории были возвращены окончательно. Сколько придется ждать в украинском случае – предсказать невозможно.
– “Всего” – это в кавычках или в прямом смысле? “Всего 48 лет” – это мало или много?
– Этого никто не знает. В одном случае французы ждали 5 лет во время Второй мировой войны. В другом случае – 48 лет. В третьем случае Западная Германия ждала воссоединения с Восточной Германией 40 лет. Западноевропейские народы, у которых стоит учиться, показывают нам примеры того, как решались такого рода вопросы в их непростой истории. Если французы смогли ждать 5 и 48 лет, а немцы смогли ждать 40 лет, то это дает нам некоторое представление о пределах ожидания и в нашем случае.
– Есть ли шансы на то, что Крым вернется в состав Украины? Можете ли назвать свои варианты возвращения Крыма?
– И Донбасс, и Крым являются оккупированными территориями. Их возвращение в Украину неизбежно. Единственное, что мы знаем точно, это то, что эти территории вернутся в состав Украины. После 1945 года принцип нерушимости международных границ и суверенитета стал одним из основополагающих принципов международного права, в Европе точно. Чего мы пока не знаем, когда это произойдет, при каких условиях, какая конкретная схема или модель будет использована. Мы знаем и другие примеры из истории. Оккупация Восточного Тимора Индонезией длилась 20 с лишним лет. А затем индонезийские войска были выведены, и Восточный Тимор стал независимым. Кувейт был оккупирован иракскими войсками и аннексирован. А через семь месяцев иракские войска оттуда ушли, и Кувейт восстановил свою независимость.
– Но, скорей всего, это произойдет не при жизни Владимира Путина. Правильно?
– Я бы сказал: не при президентстве Владимира Путина.
– Насколько этому может помешать милитаризация Крыма? Милитаризации Крыма – это угроза для Украины или стран НАТО? Если такая угроза существует на самом деле.
– Это угроза прежде всего Украине. Но в деле возвращения Крыма милитаризация Крыма не имеет большого значения, поскольку возвращение – это правовое решение. И это означает лишь то, что гигантские средства, которые сейчас вложены в милитаризацию Крыма, в строительство баз, укреплений, размещение ракет и так далее, – это все выброшенные для российского бюджета деньги.
Не знаю, что украинская власть с этим будет делать, когда получит эти территории. В Москве тогда будет другое правительство, которое по-другому будет смотреть на окружающий мир. Будущая Россия не будет представлять угрозы для Украины, и нормальные отношения между Украиной и Россией будут восстановлены.
– Вопрос из области социологии: по вашим оценкам, за время войны в Украине доля россиян, которые поддерживают агрессию на территории Украины, упала или выросла?
– Уменьшилась, конечно. Война против Украины чрезвычайно непопулярна в России, кто бы что ни говорил. Война против украинцев воспринимается как предательская война, как братоубийственная война. Независимо от того, что в Украине сейчас чувствуют по отношению к России и русским, в России огромное количество людей все равно воспринимают украинцев как самый близкий народ. И ведение военных действий против самого близкого народа воспринимается как неприемлемое предательство.
– То, что россияне не верят, что Кремль ведет войну на территории Украины, – это все-таки создание иллюзии, а на самом деле россияне знают о войсках на территории Украины?
– Это искусственная психологическая защита для многих. Невероятно неприятно, болезненно воспринимать, что твоя страна ведет военные действия против самого близкого народа, поэтому многие люди пытаются прикрыться детской ложью о том, что войну ведем “не мы”, а “какие-то сепаратисты”.
– По вашим оценкам, сколько Россия могла потратить на войну на Донбассе?
– Вопрос, как считать. Можно считать только войну на Донбассе. Но война на Донбассе – это часть войны против Украины, в том числе и на крымском направлении. А война против Украины – это часть более общей войны против окружающего мира. Если говорить не только об украинском театре военных действий, а о всей этой войне, какую кремлевские пропагандисты часто называют Четвертой мировой войной, то нужно считать, сколько затрачено на ведение всей этой войны с того момента, когда она началась.
Если за точку отсчета брать начало гибридной войны против Украины 27 июля 2013 года, когда были объявлены антиукраинские санкции, то за 3,5 года войны на нее потрачено порядка 150 миллиардов долларов.
– Что вы можете сказать о подготовке Кремля к выборам президента России в 2018 году? Есть ли признаки того, как Кремль готовится к этой кампании, проглядывается какая-то стратегия?
– Без кавычек слово “выборы” в России сейчас использовать нельзя. Выборов без кавычек в России нет. Несколько недель тому назад Freedom House опубликовал последний доклад о политических свободах в мире. Россия впервые опустилась на самую низкую ступень по политическим свободам, на седьмую, то есть туда, где находятся Северная Корея, Саудовская Аравия, Туркменистан. За последние 30 лет такое происходит впервые. Поэтому слова “выборы”, “президентская кампания” в отношении России можно использовать либо в кавычках, либо как неудачную шутку.
– Приговор Навальному помешает ему баллотироваться на этих выборах?
– Думаю, что ему повезло в том смысле, что Кремль к нему продемонстрировал особый гуманизм, а не те средства, какие были применены к Сергею Юшенкову, Борису Немцову, Владимиру Кара-Мурзе.
– Я не совсем понял, вы считаете, что этим Кремль гарантировал, что он не будет участвовать в кампании?
– Навальный не будет участвовать в выборах. Но Навальный уже участвует и будет участвовать в “выборах”.
– Я, наверное, упомяну все-таки в этом разговоре Борового, который утверждает, что Навальный – это подсадная утка Кремля. Вы согласны с этим? Или все-таки это из области конспирологии?
– Он не является подсадной уткой в том смысле, что Кремль его не создавал. Но Кремль достаточно эффективно управляет действиями Навального. Конечно, Навальный сам принимает свои решения. Но Навального грамотно ставят в такие рамки, вынуждая его совершать такие шаги, каких от него ждет Кремль, и какие выгодны Кремлю.
Наилучшим образом это было продемонстрировано во время кампании по так называемым “выборам” мэра Москвы летом 2013 года, когда именно Кремль помог Навальному зарегистрироваться, когда депутаты “Единой России” предоставляли ему подписи, когда Кремль обеспечивал ему пиаровское сопровождение. Кремлю тогда важно было продемонстрировать, будто бы “выборы мэра Москвы” проходят свободно. И Навальный выполнил очень важную роль, введя общественность в заблуждение и играя с Кремлем в одну и ту же игру. В конце концов он обеспечил Кремлю именно то, что тот хотел получить. Мэром Москвы Навальный, естественно, не стал, а впечатление “конкуренции” для неискушенной публики создал.
– Почему приговор Навальному был вынесен только сейчас, а не тогда, когда еще не началась его предвыборная кампания? Зачем нужно было ждать?
– Чтобы кампания не казалась уж совсем тусклой. Но в реальных выборах Навальный участвовать не будет.
– Путин мог опасаться Навального как реального конкурента на выборах?
– Один из важнейших выводов, какие российские спецслужбы сделали из демократических экспериментов последних трех десятилетий, заключается в том, что выборы непредсказуемы. Борис Ельцин, свергнутый с партийного Олимпа, облитый грязью, полностью дискредитированный, казалось, не имел никаких шансов на возвращение в политику. Тем не менее он восстал из пепла, выиграл депутатские выборы на Съезд народных депутатов СССР, затем выиграл депутатские выборы на Съезд народных депутатов России, затем выиграл выборы на пост председателя Верховного Совета России, затем победил на выборах президента России. На этом посту он сыграл одну из ключевых ролей в ликвидации Советского Союза, временном ослаблении спецслужб и в целом в изменении политического, экономического и идеологического ландшафта в наших странах.
Из этого болезненного опыта спецслужбы извлекли важнейший урок: к вопросу о власти надо относиться исключительно серьезно, нельзя оставлять ни одного, сколько-нибудь скромного, ничтожного, минимального, микроскопического шанса для победы недопустимых кандидатов, не относящихся к корпорации спецслужб. Не имеет значения, является ли такой кандидат оппозиционером или не оппозиционером, либералом или консерватором, националистом или глобалистом. У всех, кто обладал потенциалом для избрания, судьба оказалась сходной. Достаточно вспомнить – Галина Старовойтова, генерал Рохлин, Борис Немцов, в Украине – Вячеслав Чорновол, почти получилось с Виктором Ющенко…
Недавно увидел интервью Бориса Немцова, в котором он рассказывает такую историю: когда театр “Норд-Ост” был захвачен боевиками, то несколько российских политических деятелей направились туда, чтобы вести переговоры с боевиками об освобождении людей. Туда собрался и Борис Немцов. Тогда ему позвонил Путин и попросил его в театр не ходить. Немцов признался: “Я сделал глупость, что послушался его, и я действительно туда не пошел”. А потом он узнал, что с подобной же просьбой Путин обратился к еще одному человеку – Юрию Лужкову, мэру Москвы. Позже Немцов оказался на какой-то встрече в Кремле и спросил, почему именно его и Лужкова Путин просил не ходить в “Норд-Ост” и не заниматься переговорами об освобождении заложников. На что, по словам Немцова, Волошин от имени Путина ответил: “Дело в том, что у вас (в смысле – у Немцова и у Лужкова) уже высокие рейтинги, и они продолжают расти, поэтому ваш приход в “Норд-Ост” и переговоры еще сильнее повысили бы ваши рейтинги”…
– Какая реальная поддержка Путина среди населения России? Понятно, что эти 90 или 88% нарисованы, и никто, наверное, не знает реальных цифр. Какова ваша оценка?
– В сентябре 2016 года “выборы” в Государственную думу проходили в двух регионах, в которых они раньше не проходили, и в которых по всем признакам они проходили без большого количества фальсификаций. Это Севастополь и “Республика Крым”. Севастополь – это город бывших и нынешних моряков, военных и спецслужбистов. Это самый пропутинский регион, в котором проводились так называемые “выборы”. За “Единую Россию” (конечно, это не за Путина, но некоторое представление все же дает) проголосовало 53% пришедших на выборы, или 24% от общего числа избирателей. Теперь мы знаем потолок поддержки пропутинской партии. Для оценки поддержки Путина эта цифра должна быть уточнена в большую сторону. Но если в Севастополе поддержка среди всех избирателей составляет 25%, то какой она является в непутинских регионах?
– Вы должны мне простить этот вопрос, но как долго еще Владимир Путин продержится у власти? И какой может быть реальная причина его ухода?
– До конца своей жизни, сколько бы она ни продлилась, и как бы она ни закончилась. Он не уйдет сам, даже по состоянию здоровья.
– Насколько высока вероятность, что внутри системы может образоваться круг желающих по устранению Владимира Путина?
– Круг желающих образоваться может, но они никогда этого не сделают.
– Почему?
– В силу личных качеств.
– Насколько вероятны ослабление или отмена санкций против России в ближайшее время?
– На сегодняшний день такая вероятность существенно снизилась. Если в предстоящие шесть месяцев их не отменят и не ослабят, то они останутся до полного возвращения Украине всех оккупированных территорий.
– Существуют совершенно разные оценки пользы от санкций. Некоторые специалисты говорят, что нужно просто подождать, и санкции возымеют эффект. Другие склоняются к мнению, что надеяться на них наивно. Вы какой версии придерживаетесь?
– Нужно различать сферы общественной жизни, о которых идет речь. Эффективность санкций с точки зрения изменения внешней и внутренней политики Кремля равна нулю. Эффективность санкций с точки зрения воздействия на экономическую ситуацию в России весьма скромная. Российское правительство не может получить кредиты на внешнем рынке, компании, оказавшиеся под санкциями, не могут получить кредитование на внешнем рынке, по некоторым технологиям мировые рынки закрыты. Их можно, конечно, обходить, но это дополнительные издержки и сложности.
Что касается персональных санкций, примененных по отношению примерно к 150 лицам, имеющим отношение к оккупации и аннексии Крыма, ведению войны против Украины, то они, судя по всему, являются наиболее эффективными.
И, наконец, есть еще один срез, эмоционально-психологический. Санкции – это единственное, что Запад предпринял в отношении Кремля после начала агрессии. Поэтому отмена или ослабление санкций означали бы, что Запад вообще никак не отреагировал на вопиющее нарушение норм международного права. Пока есть санкции, Запад может утверждать: “Мы не оставили эту агрессию безответной”.
