Почему западная элита склонна верить в «Веймарский синдром» Кремля
Об этом написала Лилия Шевцова, российский политолог, доктор исторических наук, старший научный сотрудник Brookings Institution.
Россия пытается сохранить статус великой державы путем культивирования чувства обиды и негодования. Возможно, наиболее зловещее проявление российского «синдрома униженного» заключается в постоянном напоминании о том, к чему может привести притеснение еще одной великой нации, как это было после Первой мировой войны.
Но прежде чем назвать российский «синдром униженного» шантажом, необходимо разобраться в нескольких вопросах. Обиды России реальны или надуманы? Каковы их подлинные мотивы?
Россия не единственная страна, использующая исторические предпосылки, чтобы лелеять свое чувство обиды. Наилучшим примером является Китай, хотя случай этой страны существенно отличается от России. Так, Пекин залечивает исторические раны, выдвинув на первое место внутренние проблемы, и оттачивая свое влияние в роли успешной азиатской страны.
Российская элита, в свою очередь, решила сконцентрироваться на внешнем мире, пытаясь использовать так называемое «унижение» со стороны Запада, чтобы отвлечь внимание граждан от внутренних проблем, и направить их энергию на крестовый поход против либерального мира. Обиды и недовольство России также становятся эффективным инструментом вымогательства и требований от Запада выполнения неких «обязательств», мол, чтобы российский медведь не вырос слишком диким и нестабильным.
Мантра об «унижении» России, часто произносимая, как внутри страны, так и за рубежом, стала главным обоснованием политики ревизионизма Кремля. Ее главные посылы: Запад всегда недооценивал Россию, отказываясь предоставить «достойную» позицию на международной арене, пытаясь подорвать ее авторитет, расставив различные ограничения от НАТО до еврозоны.
«Веймарский синдром» России
Российские эксперты выучили песенку об «унижении» наизусть. Так, российский политолог Сергей Караганов считает своей миссией предупредить Запад о том, что тот спровоцировал у России «Веймарский синдром».
«Запад отказывается признать место России в европейской и мировой политике, которое рассматривается нами, как естественное и легитимное», – утверждает Караганов. Но что он подразумевал под «естественным местом»? Право России по-своему интерпретировать мировые правила игры?
Сегодня Караганов, кажется, удовлетворен тем, как проходит процесс преодоления «унижения»: «Россия возрождается из пепла… Она восстановила свою харизму. Россия, несомненно, готова быть лидером». Значит ли это, что война с Украиной, аннексия Крыма и политика сдерживания со стороны Запада по отношению к России были панацеей от «Веймарского синдрома» России? Если так, то мы должны быть готовы к тому, что Россия захочет самостоятельно получить еще одну дозу этого лекарства.
Другой российский политолог Алексей Арбатов поет песню об «унижении», высказывая обвинения против Запада: «Под новый миропорядок были заложены мины замедленного действия: насильственное расчленение Югославии и Сербии, незаконное вторжение в Ирак, пренебрежительное отношение к ООН и контролю над вооружениями (в 2002 году США вышли из Договора об ограничении систем противоракетной обороны и отказалась ратифицировать Договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний 1996 года). К России относились как к проигравшей державе, хотя именно она покончила с советской империей и холодной войной».
Если коротко, то Арбатов говорит о том, что Запад загнал Россию в угол, вынудив ее ударить в ответ, вместо того, чтобы отплатить за окончание холодной войны. Мой вопрос к Арбатову таков: какая расплата может удовлетворить российское эго?
А вот как объясняет обиды Москвы Дмитрий Тренин: «Западные лидеры не проявили реального интереса в вопросе интеграции России». Тренин говорит, что Путин давно пытался найти своей место в Европе. Он даже послал своего эмиссара Дмитрия Медведева, чтобы «определить, чего можно достичь совместно со США и Европой», но Запад так и не ответил. Больше того, Запад не проявил должного уважения к интересам РФ, в том числе по вопросам противоракетной обороны, ливийского конфликта и войны с Грузией. Меркель, со своей стороны, даже предпочла Медведева, как кандидата на пост президента России (действительно, как унизительно!).
Посыл Тренина подводит читателя к тому, что у Путина были законные основания полагать, что «Запад исторически пытался удерживать Россию, боясь конкуренции с ней». Намного легче прийти к подобному выводу, когда кто-то забывает упомянуть о разрушительных последствиях кремлевской политики истребования сатисфакций.
Подобный анализ призван оправдать одну из главных вех кремлевской Библии: «Центральное место в новом внешнеполитическом курсе всегда было и остается завоевание Россией полномасштабного суверенитета». Это тот вывод, к которому ведет вся выложенная аргументация. Но подождите секундочку: разве кто-то угрожает суверенитету России? Назовите мне факты и имена, пожалуйста!
Для российской элиты особенно унизительно слушать лекции о демократии от своих бывших сателлитов времен Советского Союза – Польши и стран Балтии. «Даже меня это начало раздражать», – сказал российский либерал Игорь Юргенс. Конечно, несколько унизительно слушать советы от своих бывших вассалов, которые вернули свое достоинство, и гордятся этим.
Среди многих вариаций на тему российского нарратива об «унижении» один пассаж поражает Запад больше всего, особенно интеллектуалов левого толка – это требования России установить политическое равенство на международной арене. Можно только представить, о каком «равенстве» идет речь. Ведь у России те же права в международных институциях, что и у всех остальных. Что еще ей нужно для того, чтобы чувствовать себя равной со всеми? Предоставить ей «особые права» или позволить игнорировать какие-то из принятых международных норм – это все равно, что поставить ее выше других стран. Как это соотносится с «равенством»? Неужели какие-то страны «более равны», нежели остальные?
Российская политическая мысль полна следов концепции «унижения», особенно в той ее части, которая нацелена на внешнюю аудиторию. При этом требования российских экспертов по предоставлению России надлежащего места на международной арене тотчас повторяются их единомышленниками на Западе (будто они действительно сотрудничают).
В центре этих требований лежит сознательное или несознательное признание того, что Россия не в состоянии следовать международным правилам и не может измениться. Поэтому остальному миру советуется удовлетворить зверя. Но это не является политикой уважения – это политика опасений и подозрений.
