Ситуация в мире и ее восприятие обществом меняются головокружительными темпами.
Об этом для “Зеркала недели” пишет Сергей Немырыч:
“То, что еще вчера выглядело страшной ересью, превращается в ортодоксию. Наступает сложное время для жрецов и инквизиторов: надо успеть изменить извечные убеждения и переписать проповеди. Сегодня это сделать сложнее: Google знает все. Да и российский закон о праве на забвение, слава Богу, не обрел глобальное действие.
Такое время — лучшее для проверки адекватности оценок и подходов. Идеологические ярлыки и прочая мишура слетают первыми, и становится более понятной природа вещей, по крайней мере приоткрывается новый, более глубокий срез реальности. Становится наглядной путаница между целями и инструментами. Проявляются, казалось бы, давно уже преодоленные фобии и филии.
Именно сейчас время напомнить, что главным национальным интересом Украины, как, впрочем, и любого другого государства, является выживание. То есть — обеспечение государственного суверенитета (подчеркнем, что о суверенитете речь идет в смысле, вкладываемом в это понятие в современной Европе), а также территориальной целостности. Гарантировать государственный суверенитет и удержать территорию невозможно без успешного общественного развития.
Российская оккупация Крыма и гибридное вторжение в Донбасс состоялись не только и даже не столько по причине склеротической политической системы соседа и его имперского бреда, а прежде всего — из-за нынешней украинской неспособности построить эффективное государство, мощный сектор безопасности и обороны, обеспечить экономический прогресс и, на этой основе, более свободную и качественную жизнь.
Если не удастся переломить эти тенденции, потери могут оказаться всего лишь прологом новой Руины. Менее чем в 2000 км от нас шестой год бурлит варварская гражданская война в Сирии, активное участие в которой принимают россияне. И ни жесткие заявления ЕС, ни вооруженные силы коалиции во главе с США не способны остановить зверства, которые уже стоили жизни свыше 400 тысячам мужчин, женщин и детей, а приблизительно 7 миллионов заставили покинуть дома. До войны в Сирии жило около 18 миллионов людей.
Аргументы расистского пошиба, наподобие того, что славяне — не арабы, а следовательно такой ужас у нас невозможен, далеки от убедительности (вспомним Югославию). То же самое касается и заклинаний о ХХІ веке и центре Европы — удалось же именно сегодня ввернуть в живую речь выражение “бросить на подвал”. Почему другое в том же стиле невозможно?
В современном мире небольшое или даже среднее государство не может обеспечить свое развитие своими силами, не открывая свою экономику и информационное пространство миру. Мало ресурсов, слишком ограниченные рынки, очень не хватает людей, да и идей. Большинство, по крайней мере до последнего времени, это осознавало, и именно поэтому украинская дискуссия о внешней политике и безопасности все 25 лет независимости вращается вокруг двух альтернативных ориентаций: с одной стороны — это присоединение к Западу, а с другой — возврат под российский зонтик.
Главная проблема россиян — даже не в нежелании кандидатов в сателлиты играть эту не весьма почетную роль, а в неспособности современной Москвы обеспечить эффективное управление и развитие даже собственной территории, не говоря уж о “зоне привилегированных интересов”. Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, ОРДЛО —тому наглядные примеры. Да и Беларуси с Казахстаном не слишком комфортно в объятиях Москвы, чего и бацька Лукашенко, и елбасы Назарбаев уже даже не скрывают.
Во времена независимости российские мечты о восстановлении контроля над Украиной были близки к воплощению дважды: в 2004-м и в 2012–2013 гг. Результатом обеих этих попыток стали революции. Победители в первой, в конце концов, похоронили шанс на интеграцию в Западный мир по центрально-восточноевропейскому образцу. А попытки подавить вторую и последовавшая за ними российская оккупация Крыма, российское вторжение в Донбасс и конфронтация с РФ уже стоили свыше 10 тысяч человеческих жизней, бесчисленных страданий миллионов украинцев и десятков процентов ВВП Украины.
Пароксизмы украино-российской дружбы, а оба сближения происходили именно на основе еще советской метафоры “нерушимого братства между народами”, вызвали значительные проблемы и в самой России. Помаранчевая революция положила конец “дней путинских прозападному началу”. Крымско-донбасская операция вывела одичание российского общества на невиданный почти сто лет уровень, заставив довольно космополитичный Кремль задействовать “последний имеющийся идеологический ресурс” — российский национализм. А известно: если тигра оседлал, слезть тяжело.
Впрочем, пока это проблемы РФ. Для нас важнее, что “братские отношения” с Россией воспринимаются активной частью украинского общества как угроза собственной самотождественности, а следовательно — приводят к отрицанию, которое со временем выливается в общественный протест. Сейчас такое восприятие стало массовым.
Война 2014-го и последующих лет окончательно разрушила и в конце концов добила “братство”. Уже в ее начале было сказано: “Никогда мы не будем братьями, ни по родине, ни по матери”, — и отрицать это уже поздно.
“Пророссийские” же политики, вопреки громкой риторике, никогда на самом деле не интересовались вопросами культуры и идентичности. Последней для них, в итоге, фактически не существует. И в самом деле, как песня может победить деньги? Может, и вся история человечества тому неопровержимое свидетельство. Виной тому восприятие Украины как чего-то временного, ошибки, которую можно отмотать назад и исправить. Не удалось и не удастся. А нынешние попытки отстраниться от “украинского вопроса” нужно оценить как положительные. Вот только долго ли будет длиться отрезвление?
Возможна ли действительно действенная модель украинско-российских отношений, построенная на соблюдении сторонами национальных интересов? Безусловно, да. Географию отменить не удалось еще никому, и потребность в ней неизбежно возникнет, как только будут урегулированы на основе норм международного права вопросы незаконной оккупации Крыма и Донбасса.
Но практически это потребует от обеих сторон огромной воли, усилий и времени. Есть ли все это в наличии? Вопрос риторический. В качестве примера вспомним лишь о вполне предсказуемом, после 10 тысяч жертв, число которых растет каждый день, коварного нарушения всех клятв, обещаний и формальных договоров, тотальном недоверии.
Некоторые надеются, что через все можно переступить и начать с чистого листа. Тем более, переступать и реализовывать “сближение” хотят именно те люди, в жизни которых по крайней мере дважды все сложилось. Но 2017-й — это не 2010-й. Новое “братство” будет стоить сторонам еще больших потерь и запустит процесс, который почти наверняка приведет к непредсказуемым последствиям для самой РФ.
Что касается интеграции в Запад, то у нас ее еще с начала 1990-х годов представляют как вступление в НАТО и ЕС. К сожалению, конец ожиданиям быстрой и полномасштабной евроатлантической интеграции положили брюссельские заявления премьер-министра Украины В.Януковича летом 2006 года и Бухарестский саммит 2008-го. Напомним, что официальный отказ от внеблоковой политики в конце 2014-го имел несколько иную природу, чем провозглашение курса на членство в НАТО в 2002-м.
Позиция ЕС сегодня ярко представлена “безвизовым” вопросом. Да и вопрос ратификации Соглашения об ассоциации еще окончательно не урегулирован. Попытка “эмигрировать в ЕС всей страной”, как об этом говорили 15 лет назад, потерпела крах.
Означает ли это, что построение свободного общества и правового государства в Украине невозможно, как утверждают, провозглашая провал постсоветского модернизационного проекта? Нет, никоим образом. Вместо этого возникла острая необходимость переосмысления инструментов реализации политики, а не ее целей. Членство в международных организациях является лишь средством, но никоим образом не целью. Если по понятной причине такое членство не может быть достигнуто в очерченной перспективе, то нужно побить счет достижений и поражений и искать другие инструменты. И делать это нужно как можно скорее.
Независимость Украины сама по себе является ценностью. Свободная Украина рано или поздно станет успешной, оккупированная — никогда. Чужое управление не терпит свободы. В независимом государстве репрессии никогда не приобретали и не приобретут таких размеров и интенсивности, как в подчиненном. Опять же — это само собой разумеется, но, к сожалению, не для всех. Как и то, что сегодняшние претенденты на роль Квислинга станут жертвой оккупанта не намного позже, а может — даже и раньше, чем его враги.
Украина нужна для самой себя, а не для других. Ее могут пытаться превратить в мост, форпост или носителя глобально-цивилизационной миссии. Но все эти идеи воплощать украинцам, здесь и сейчас, с имеющимися, прежде всего внутренними, ресурсами.
Наглядным является пример титовской Югославии, которая смогла в 1940-е годы сохранить свою фактическую независимость вопреки советскому давлению (а сталинский СССР — не путинская РФ) и к тому же встречала определенное понимание со стороны США. Распалась же Югославия при значительно более благоприятных внешнеполитических условиях завершения холодной войны.
Именно опора на собственные силы, что означает трезвую оценку ситуации, а не закрытость, должна стать императивом политики. Украинский изоляционизм — это просто долгий путь к руине с промежуточной остановкой в Москве.
Свобода и достоинство — это как раз украинские ценности. И реализовать их на практике можем только мы сами. А на практике это означает, прежде всего, создание эффективных учреждений, в первую очередь мощной армии и действенных спецслужб. Протиснуться бочком, эксплуатируя постсоветскую систему, остатки старых ресурсов и общественного энтузиазма, рожденного Революцией достоинства, больше не удастся.
Нужны подлинные и глубокие изменения. Это невозможно без свободных людей и новых ресурсов, а следовательно — без экономической либерализации, высвобождения малого и среднего бизнеса (ныне тенденции скорее противоположные).
И последнее. Какие бы договоренности ни были достигнуты и на каком бы уровне они ни были скреплены подписями, эти соглашения неизбежно будут носить временный характер. Перестройка международной системы продолжается, а следовательно — угрозы будут только расти. Новая попытка военного наступления может состояться уже через несколько лет, а акты экономической, кибернетической, информационной агрессии будут оставаться частью повседневной жизни еще долго.
Украине нужны ускоренные трансформации. И как можно быстрее. Способны ли мы на такие изменения — вот главный вопрос.”
