Умеренная исламистская партия Эрдогана обещала реформы и рост, а вместо этого собирает всю власть в свои руки
Али Бодур, 38-летний владелец скобяной лавки в Касымпаше, консервативном рабочем пригороде Стамбула, где вырос Эрдоган, говорит: «Старая элита пытается вновь захватить власть, но мы им не позволим».
Неподалеку вверх по склону в либеральном районе Галата 24-летняя студентка по имени Озге Улусой тоже провозглашает бескомпромиссную позицию:
«Реальность такова, что эпоха Эрдогана должна закончиться, прежде чем страна окончательно сойдет с рельсов… Он диктатор».
Большую часть первых своих двух сроков Эрдоган, который был избран премьер-министром в 2003 году, ориентировался на модернизацию экономики, стабилизацию неустойчивой политической среды Турции, приручение военных, которые за сорок лет произвели четыре переворота, и расширение прав и возможностей лояльного большинства.
Но его власть укреплялась — в 2014 году после более чем десяти лет на посту премьер-министра Эрдоган стал президентом — и вместе с властью росли его амбиции: создать «новую Турцию» по образу и подобию Османской империи. Он отодвинул от кормушки реформаторов и технократов и попытался централизовать власть в собственных руках. Столкнувшись с сопротивлением, Эрдоган использовал рычаги государственной власти и лояльные СМИ, чтобы заклеймить своих критиков как врагов и предателей.
В то же время многое, что обеспечивало популярность Эрдогана на ранних этапах, утратило актуальность. Экономика Турции, некогда очень оживленная, резко замедлила рост, а национальная валюта с января потеряла 25% стоимости.
Соглашение о прекращении огня на три года между Анкарой и курдскими боевиками рухнуло, что стало причиной сотен смертей. Турция все глубже ввязывается в гражданскую войну, которая раздирает соседнее государство, Сирию. Общее чувство незащищенности усилили три атаки террористов-смертников в течение последнего года, в том числе два взрыва в Анкаре, в результате которых в прошлом месяце на мирном митинге погибли 102 человека.
В политике тем временем бушуют грозы: оппозиционные партии кричат, что Эрдоган поставил страну на грань гражданской войны, а чиновники ПСР утверждают, будто только они могут предотвратить хаос. Атмосфера стала настолько нездоровой, что многие из тысяч турок, вернувшихся домой из-за рубежа в последние годы, вновь собрались за границу.
Окан Демиркан, который приехал назад в Турцию из Лондона в начале эпохи ПСР, чтобы открыть собственную юридическую фирму, Demirkan Kolcuoglu, говорит:
«В этой стране становится очень трудно дышать из-за поляризации. За оформлением документов для грин-карты обращается больше людей, чем когда-либо; многие пытаются выправить себе паспорта Великобритании, Португалии и Испании. Так уходит наше будущее».
ПСР отвергает критику и говорит, что Турция остается стабильной демократией, а некоторые сторонники партии винят во всех бедах заговор государств Запада. Во многих отношениях страна стала похожа на своих неблагополучных соседей по арабскому миру. Некоторые аналитики надеялись, что восстания, прокатившиеся в 2011 году по арабским государствам, смогут повернуть их к турецкой модели, которая тогда казалась успешной. Вышло наоборот: судя по всему, это Турцию затягивает водоворот радикализма и агрессии по сирийскому образцу. Турецкие новостные передачи каждый день предлагают зрителям широкий выбор гневных комментариев и сцен сражений сил безопасности с курдскими повстанцами и боевиками ИГИЛ.
Джейлан, 32-летний адвокат из Стамбула, который отказался назвать свою фамилию из страха мести, говорит:
«Правительство Эрдогана хотело быть лидером на Ближнем Востоке, но теперь страна в огне, и о лидерстве можно только мечтать».
Когда-то США и чиновники ЕС надеялись, что своим примером ПСР может побудить умеренные исламистские партии к демократии и союзным отношениям. Всюду, за исключением Туниса, на этих надеждах пришлось поставить крест. Действительно, спад в Турции увеличил число тех, кто утверждает, что Вашингтон во имя стабильности должен поддерживать на Ближнем Востоке авторитарные режимы, а не демократические группы в союзе с исламистскими партиями.
В центре перемен гордо возвышается сам Эрдоган, который становится все более нетерпимым сектантом и на словах, и в действиях, обвиняя во всех бедах иностранные державы и отечественных критиков, и затыкая рот оппозиционным СМИ.
Пять лет назад ПСР еще можно было назвать коалицией, в которой при явном доминировании консерваторов активно участвовали либералы и технократы. Однако медленно, но верно Эрдоган перестраивал ее, чтобы она больше отвечала его идеям консервативного исламизма. Суат Кыныклыоглу, бывший депутат ПСР, говорит:
«То, что началось как многообещающий политический путь, теперь ведет нас к катастрофе. Мы упустили огромный шанс, и все могло быть по-другому».
Реакция правительства на предполагаемые угрозы только расширила старые трещины в народе. Общенациональные протесты в 2013-м и попытки расследовать коррупцию, в которой оказалась замешана семья Эрдогана, власти назвали иностранным подстрекательством и ответили полицейскими репрессиями и усилением полномочий судов и службы безопасности.
Пусть это парадоксально, крах турецкой модели не уменьшил роль Турции в регионе. Западные державы по-прежнему думают, что Анкара — оплот стабильности, как бы их ни пугали авторитарные замашки Эрдогана.
Главное доказательство этому — реакция ЕС на кризис беженцев из Сирии. Те же европейские лидеры, что упрекают Эрдогана за авторитарную риторику, с распростертыми объятьями приветствуют его в качестве союзника в попытках остановить рекордную волну миграции. Военные стратеги США по-прежнему рассматривают Турцию как ключевого игрока в борьбе против «Исламского государства», несмотря на трения из-за турецких атак на курдские группы в Сирии и склонность Эрдогана искать поддержки у некоторых радикальных исламистских группировок.
Тем не менее стратегическая важность Турции не может перевесить опасения по поводу пути развития, на который недавно встала страна. Этот путь хорошо иллюстрирует происшествие на футбольном матче между Турцией и Исландией в консервативном анатолийском городе Конья, случившееся в начале месяца. Пока команды стояли, склонив головы, чтобы минутой молчания почтить память жертв взрывов в Анкаре, часть трибун разразилась насмешками и свистом, выкрикивая религиозные и крайне правые лозунги.
Сонер Чагаптай, директор турецкой исследовательской программы в Вашингтонском институте ближневосточной политики, говорит:
«Теракты в Анкаре стали нашим 11 сентября, но это не объединило нас. Мы оказались разделены».
