Нарастание международного хаоса приводит к росту запроса на силу и падение значения моральных норм и этических соображений. Это обстоятельство и делает саммит президентов США и России возможным
Когда имеешь дело с Дональдом Трампом, нельзя ни в чем быть уверенным, но с большой долей вероятности можно сказать, что президенты США и России все же встретятся в июле. Как и Ким Чен Ын, Владимир Путин представит сам факт проведения такого саммита как крупный внешнеполитический успех. А если среди его результатов будет что-то, что можно будет трактовать как «большую сделку» со США – то и как триумф.
После оккупации Крыма в мировой политике кулуарно и не очень конкурируют два альтернативных подхода к России. Первый предполагает изоляцию в ответ на агрессию, а второй исходит из того, что с Россией нужно как-то договариваться. На сегодняшний день результаты смешанные: с одной стороны, Россию действительно исключили из разных важных и второстепенных форматов международного взаимодействия как, например, Большая восьмерка или ПАСЕ. С другой же стороны, временное отстранение, неучастие и приостановление не мешают Кремлю оставаться активным игроком, предлагать свои услуги, запрашивать цену и выдвигать условия. Такая двойственность обусловлена тем состоянием хаоса – а лучше сказать неопределенности – в котором находится сегодня мировой порядок. Изолировать и осуждать имеет смысл, когда есть устоявшиеся и прочные критерии, нормы и правила. Президент Обама надеялся, что они есть, а значит продолжительный «игнор» России рано или поздно оставит ее в одиночестве на темной стороне и заставит идти на уступки. Хотя голоса о том, что диалог с Кремлем нужно держать открытым несмотря ни на какие санкции, звучали уже тогда.
Однако со временем стало ясно, что кризис мироустройства оказался более глубоким, чем показалось вначале. Привычный порядок катился под откос, а вместе с ним – и привычные рассуждения про добро и зло. В ситуациях неопределенности эгоистичные соображения – и тем более соображения безопасности – всегда берут верх над моральными упражнениями. А страны, формально «плохие», опасные и откуда-то исключенные – Франция после Наполеоновских войн, Германия и СССР в 1930-х годах – продолжают заключать и реализовывать большие геополитические сделки. Любопытно, что стандартная советская оценка практики изоляции крупных государств – резко негативная. Исключение России и Германии из процесса урегулирования после Первой мировой войны в советских учебниках истории преподносится чуть ли не как главная причина Второй мировой. Это оценка из года в год воспроизводится многими студентами в разных контекстах. Часто теми же студентами, которые активно поддерживают изоляцию России сегодня.
Как бы там ни было, нарастание международного хаоса приводит к росту запроса на силу и падение значения моральных норм и этических соображений. Это обстоятельство и делает саммит президентов США и России возможным.
В силу названных причин говорить о полноценной международной изоляции России нельзя и без всякого саммита. Базовый в отношении России режим – это режим санкций. Но и он во многом стал – или был изначально – достаточно декоративным. Наши надежды, связанные с ним, вряд ли должны быть такими большими. Санкции лишь немного ослабляют Москву в ее конкуренции с и так гораздо более могущественными США, Китаем и ЕС. При этом Кремль вполне в состоянии влиять на международную повестку дня, выдвигать собственные инициативы и видения, участвовать в создании ситуативных альянсов. Другое дело, что внятного, перспективного, стабильного сценария у Кремля, похоже, нет. Сводить переговоры к закреплению сферы влияния на остатках постсоветского пространства – это слишком несовременно. Не будет у Кремля и оснований представлять встречу с президентом США как некую Ялту-2. На Ялтинской конференции 1945 года СССР конвертировал свою военную мощь в геополитические результаты. Мощь эта подкреплялась армиями, стоявшими в беззащитной Европе. Чем подкреплены сегодняшние претензии Кремля на сверхдержавный статус?
Допустим, что все-таки симпатизирующая всяческой старине Россия захочет говорить со США о сфере своего влияния, где Украина по-прежнему выступает ключевым элементом. Самым простым ответом для американского президента будет согласиться на это. В обмен, разумеется, на активное сотрудничество Кремля в важных для США вопросах международной безопасности. Это как раз та «большая сделка», призрак которой бродит по Украине. Но что будет дальше?
По разным причинам отношения между Украиной и США далеки от настоящего стратегического партнерства. На нас не распространены никакие американские гарантии безопасности, мы не выступаем важным региональным союзником США. Объемы американской помощи – в среднем около $300 млн в год – смело можно назвать мизерными. Можно сказать, что, не рискуя быть втянутыми в конфликт и практически бесплатно, США в лице Украины получили надежный инструмент региональной политики в Европе. И сегодня внешняя политика Украины безальтернативна, хоть с американской помощью, хоть без нее. Даже если Трамп согласится с тем, что интересы России должны учитываться Украиной, выразив эту дипломатическую мысль в присущем ему более экстравагантном стиле, задача Кремля останется по-прежнему сложной: убедить в этом саму Украину.
