В перерыве между секциями инвестиционного форума «Политика процветания» , организованного Альфа-Банком, корреспондент «ЭИ» пообщался со скандально известным российским бизнесменом, президентом группы «Энергетический стандарт» Константином Григоришиным , и с владельцем финансово-промышленной группы «Финансы и Кредит» Константином Жеваго (соратники по бизнесу называют их «Костя Большой» и «Костя Маленький»). Они поделились своими планами по развитию своего бизнеса и рассказали о своих отношениях с нынешними и бывшими партнерами по бизнесу.
— Константин Иванович, вы намерены увеличить свою долю в облэнерго?
— Понимаете, облэнерго не являются бизнесом с высокой операционной степенью доходности, особенно в Украине, где вся энергетическая сфера сильно зарегулирована. Все помнят споры о том, как должен быть устроен энергорынок? Страна как бы выбрала направление, при котором облэнерго никогда не будут высокодоходными. И поэтому вкладывать в них много денег, рассчитывая на высокие дивиденды, бессмысленно. Поэтому здесь можно рассчитывать только на рост капитализации. Я считаю, что мы имеем сейчас достаточно шансов для этого. Это нормальная личная консервативная инвестиция, где капитализация компании будет расти синхронно с ростом капитализации страны. В чем я вижу свою задачу сегодня? Сделать компании прозрачными и понятными для инвесторов. Тогда вырастет цена и моих акций. Что сегодня происходит в облэнерго? Там работает некогда созданная мною команда, но идеи у нее уже давно закончились. Эффективные механизмы, придуманные мною, были запущены в 1999-2000 годах — борьба с потерями электроэнергии, решения по собираемости денежных средств… Сегодня показатели как бы моих облэнерго самые лучшие по Украине, но что делать дальше — эта команда не знает. И государство не знает. Но я считаю, что мы готовы дать государству идею структурного решения относительно развития сетевых компаний Украины.
Мне по-прежнему интересна энергетика. Я хотел бы увеличить свою долю в «Черкассыоблэнерго», где контролирую около 25% акций. Однако государство пока не делало никаких предложений о продаже своего пакета в размере 25%, внесенного в уставный фонд компании «УкрЭСКО».
— Вам поступало предложение об оферте от Игоря Коломойского, совладельца облэнерго?
— С г-ном Коломойским мы судимся на Кипре и в Лондоне. Суды предстоят достаточно долгие — месяцев на 12-18. Достаточно вспомнить, сколько судится г-н Коломойский и Майкл Уотфорд за пакеты акций нефтеперерабатывающих заводов (речь идет о судебных разбирательствах в Высшем королевском суде Лондона относительно 30%-ного пакета ОАО «Нефтехимик Прикарпатья». Суд по 10% НПЗ «Галичина» был выигран структурами группы «Приват».— Авт.).
— А в чем суть иска?
— У нас есть опцион на взаимное право выкупа акций. Но он не хочет купить мою долю и отказывается продавать свой пакет акций. Я не участвую в управлении компаниями, хотя у нас прописано в договоре взаимное управление. Г-н Коломойский пытается это все заблокировать и просто тянет время, занимаясь судебными разбирательствами и вымывая из компаний оборотные средства.
— И каковы объемы вымываемых средств?
— У нас нет всех данных. Есть лишь обрывочные сведения. Например, облэнерго принадлежали акции ряда компаний, которые сегодня почему-то оказались у семьи Григория Суркиса. Мне очень интересно: а что взамен получила компания? Мы видели договоры, которые подписывал Александр Вартанян (бывший топ-менеджер г-на Григоришина, один из создателей Court Holding, который скупал акции облэнерго.— Авт.) и согласно которым он является кредитором, например, в «Прикарпатьеоблэнерго» более чем на десять миллионов долларов! Куда пошли эти деньги? Был ли это легальный вывод активов или нелегальный? Это решение не проходило ни через наблюдательный совет, ни через собрание акционеров. Т.е. какие еще активы выведены, мы, к сожалению, пока не знаем. Может быть, трансформаторные подстанции уже не принадлежат компаниям?
— А сколько сегодня стоит банк «Биг-Энергия», который раньше входил в число Ваших основных активов?
— Он ничего не стоит. Ранее мне принадлежало более 70% банка «Биг-Энергия», сейчас около 30%.
— Сейчас Вашим бизнес-партнером является Виктор Пинчук?
— С Виктором Пинчуком я знаком давно, но он никогда не был моим партнером. Он не всегда самостоятелен в принятии бизнес-решений. Г-н Пинчук часто руководствуется политическими соображениями, в том числе в вопросах собственности. Я пытался, прибегнув к его помощи, защитить от г-д Суркисов и Виктора Медведчука свои позиции на заводе «Днепроспецсталь». У меня были с Виктором Михайловичем некоторые попытки совместных проектов в энергетике, но они остались нереализованными.
— Каковы сейчас Ваши отношения с Виктором Пинчуком на «Днепроспецстали»?
— Вопрос по «Днепроспецстали» урегулирован.
— Вы по-прежнему остаетесь на комбинате равными партнерами?
— Я не хотел бы отвечать на этот вопрос до февральского собрания акционеров.
— А состоялась ли в 2001 году продажа пакета «Днепроспецстали», который принадлежал «Веге», компании Baring Vostok Capital?
— Продажа тогда не состоялась. По политическим причинам.
— Какова Ваша роль в деле с Никопольским заводом ферросплавов?
— Почему именно НЗФ был избран реприватизационной мишенью? Он что, был куплен дешевле всех? Вроде бы нет. Что, только по НЗФ был конкурс с допусловиями? По-моему, по ИнГОК и ЮГОК происходило то же самое. Почему этим никто не занимается?
— Вы тоже не очень много заплатили за Запорожский ферросплавный…
— Давайте вспомним, какой был год. Это был 1997-й… Давайте вспомним, за какие деньги тогда продавались другие активы. Мы очень жестко конкурировали с Константином Жеваго за этот актив. Там были реальные закрытые конверты, и для меня было очень важным, чтобы мой конверт не вскрыли. Это был реальный конкурс.
— Вы планировали вернуться в ферросплавный бизнес… У вас по-прежнему остается такое желание?
— Сейчас немного другая ситуация с ценами на ферросплавы. И потом, я не думаю, что НЗФ в скором времени выставят на повторный конкурс. Но я не исключаю своего участия. В свое время у меня был успешный ферросплавный бизнес.
— В конце прошлого года на собрании акционеров НПО им. Фрунзе было принято решение о создании дочерних предприятий на базе основных активов. С какой целью это делалось?
— Это неверная информация. Это обычная реструктуризация, которую нам посоветовало провести правление, и мы на нее пошли. Для нас это полностью прозрачные структуры.
— Вы уже отказались от реанимации энергетического проекта с РАО «ЕЭС России», где Вам принадлежит миноритарный пакет?
— В РАО «ЕЭС России» мне принадлежит 1% акций. Этот проект я рассматриваю как портфельные инвестиции, т.к. он не позволяет участвовать в управлении. Конечно, украинской энергетике нужен стратегический инвестор. Но должно ли им стать РАО «ЕЭС»? Мне кажется, что у РАО достаточно своих проблем. Поэтому я думаю, что Украине нужен тот инвестор, который способен будет поднять капитализацию отрасли. Я не уверен, что РАО — оптимальный вариант.
— Каковы Ваши бизнес-планы в Украине?
— Очевидно, основные планы — в области машиностроения. У Украины огромный потенциал, и я давно вынашиваю идею создания мощного украинского холдинга в этой отрасли. Это позволит занять серьезное место на мировом рынке. Все составляющие для этого в Украине есть. Но пока в этой сфере теряются деньги, заказы и рабочие места. Я думаю, мы будем продолжать инвестиции в энергетику, но не с целью получения контрольных пакетов. В этой отрасли быстрых денег быть не может, и поскольку в последние годы мы зарабатывали немного, то не можем увлекаться инвестиционными проектами с низкой отдачей.
— Каково Ваше отношение к запрету на приватизацию «Зари-Машпроекта» и «Турбоатома»?
— Негативное. Эти решения — результат политической рефлексии. Это PR-поводы.
— Насколько необходимо создание на базе «Турбоатома» и «Энерготяжмаша» единого холдинга?
— Если под эгидой государства, то вообще не нужно. То, что я слышал — невнятные высказывания министра промышленной политики (Владимира Шандры.— Авт.) — бессвязные суждения, в которых нет ни одной здравой мысли. Как показал украинский опыт, государство ничего путного создать не может. У нас уже были — «Укрбумпром», «Укррудпром», «Укрнефтепродукт», «Полиметаллы» — и что? Если же это будет создаваться на базе частного капитала, то это необходимо. Только большой холдинг сможет организовать энергетические программы в энергетическом секторе. Потому что только он сможет финансировать крупные промышленные разработки и применять комплексные подходы в этой сфере.
— А если все-таки будет приватизация, Вы будете в ней участвовать?
— Безусловно.
— По подобию российских «Силовых машин»?
— Это не совсем удачный пример. Лучшим примером является немецкая Siemens.
— А если они будут Вашими конкурентами на конкурсе?
— Не уверен, что они будут участвовать в конкурсе.
— Почему?
— У них есть свои мощности, свои рынки. Не думаю, что им нужны дополнительные. Все будет зависеть от политической ситуации, условий конкурса. Эти проекты не дают быстрой отдачи… Тем более что эти активы находятся в плачевном состоянии — и финансовом, и техническом.
— Кому Вы продали «Констар»?
— Я продал 60% акций «Констара» частному инвестору-резиденту. Если все-таки состоится приватизация «Зари-Машпроекта», то у нас есть опцион на 50% «Констара». «Констар» без «Зари» не очень интересен с точки зрения инвестирования в турбинные технологии. Нас не интересует литье под давлением. Что же касается турбодетандерных и турбинных технологий, которые есть на «Констаре», то нам проще это делать на НПО им. Фрунзе.
— Поговаривают, что Вы консультировали Александра Абрамова, совладельца «ЕвразХолдинга». В частности, по покупке Криворожского железорудного.
— Я хорошо знаком с г-ном Абрамовым. Я советовал ему по многим активам. На КЖРК не совсем прозрачная ситуация — непонятно кто им владеет. Я так понимаю, что по этому объекту какие-то неформальные взаимные обязательства между «Интерпайпом» и «Приватом», которые до сих пор не урегулированы. Т.е. покупать там нечего.
— Кто сейчас Ваш бизнес-партнер в Украине?
— Сейчас у меня бизнес-партнера нет. Вы знаете, я считаю несправедливым тот скандальный образ, который мне создали в Украине. Мне интересны системные решения и такая же работа в области экономики и бизнеса.
— Константин Валентинович, как Вы оцениваете разразившийся скандал вокруг строительства Полтавским ГОКом электрометаллургического комбината «Ворскласталь»?
— Сейчас кто-то хочет, не вдумываясь, не изучив досконально вопрос, заработать политические дивиденды для участия в выборах. Самое главное, что технология, на которой основано металлургическое производство, самая передовая. По такой технологии работают заводы в США, Саудовской Аравии, Катаре. Я убежден, что на второй день после выборов вся эта возня вокруг строительства меткомбината прекратится, и все будут радостно хлопать в ладоши.
— Какова доля Полтавского ГОКа в будущем меткомбинате?
— Меньше 10%. Эта доля может вырасти до 15% в зависимости от согласия других акционеров.
— Кто будет совладельцем комбината?
— Кроме ПГОКа акционерами будут наши партнеры по бизнесу. У нас есть четыре опциона, мы сейчас определяемся. Тот, кто предложит лучшие условия, станет совладельцем.
— Австрийская компания Voest Alpine входит в число претендентов?
— Voest Alpine имеет опцион на поставку оборудования для комбината. Учитывая тот факт, что они обычно приобретают 6-7% акций, вероятно также Voest Alpine поступит и здесь.
— Вам поступают предложения о продаже банка «Финансы и Кредит»?
— Я не хотел бы комментировать это как минимум полгода.
— Т.е. до конца года банк не будет продан?
— Никто не знает, что в этой стране будет через полгода. Сейчас украинский банковский сектор будет продаваться минимум с коэффициентом 4, а в следующем году он будет оцениваться с коэффициентом 6-7. К нам регулярно, раз в неделю, обращаются с предложением о покупке банка, но пока мы его не собираемся продавать.
— Какова судьба переговоров с СУАЛом (ОАО «Сибирско-Уральский алюминий») по поводу контрольного пакета Запорожского алюминиевого комбината?
— Мы заинтересованы в этом пакете и хотим его приобрести. Сейчас ведутся тяжелые переговоры с СУАЛом о возможности покупки. Если нас устроит цена, то мы его приобретем.
— В конце 2004 года вы делегировали полномочия Владимиру Бадагову, предправления ПГОКа, на выпуск еврооблигаций на сумму $500 млн. Какова судьба этого проекта?
— У нас есть проект по строительству завода для производства губчатого железа, полученного методом горячего брикетирования (НВI). Очевидное экономическое преимущество такой технологии — возможность выпуска более высокотехнологичного, а значит более ликвидного, продукта, в чем заинтересован ПГОК. Пройдет пять-шесть лет, пока мы его построим. Но мы сможем производить 20-25 млн. т железорудного сырья.
— Сколько Вам сейчас принадлежит в акционерном капитале ПГОКа — 93 или 94% акций?
— Рынок знает.
— Рынок говорит, что 93%.
— Без комментариев.
