Впервые после прихода к власти талибов генсек НАТО Йенс Столтенберг в интервью подробно рассказывает о причинах провала в Афганистане. Какие уроки должен извлечь Альянс из этого фиаско?
Афганистан был самой крупной миссией в истории НАТО – и самой дорогой. Только Соединенные Штаты потратили 83 миллиарда долларов на создание сил безопасности. Тем не менее через шесть недель после фактического вывода войск страна оказалась под властью талибов. Как информируют Экономические новости, об этом пишет Frankfurter Allgemeine.
– Что пошло не так, г-н Генеральный секретарь?
– То, что талибы вернулись в Кабул, — трагедия для афганского народа. Все мы, кто так долго поддерживал Афганистан, глубоко потрясены. И это показывает, что мы все должны извлечь из этого уроки. Когда мы решили вывести войска, мы знали, что это повлечет за собой риски, включая возможное возвращение талибов. Но пребывание в стране также было сопряжено с риском – с новыми боевыми действиями и потерями. В таком случае НАТО была бы вынуждена увеличить свои войска, но никто не предвидел, что талибы так быстро вторгнутся в Кабул.
– Неужели афганские войска были слишком трусливы, чтобы сражаться и защищать себя?
– Мы работали с афганскими силами безопасности в течение многих лет и знаем, что это преданные, мужественные и профессиональные солдаты. Они понесли большие жертвы в борьбе с талибами. Между тем, мы смогли сократить наши международные войска с более чем 100 000 солдат до 10 000. В итоге рухнуло политическое и военное руководство страны. Когда у вас такая сильная армия, а вы не можете использовать ее против повстанцев, это провал руководства. Было много сообщений о плохой логистике, о том, что войскам не хватало боеприпасов и даже воды. Тогда даже хорошо обученные и храбрые солдаты не могут остановить своих противников.
– Но имеются также сообщения о том, что моральный дух солдат был сломлен молниеносным выводом сил НАТО. В Баграме, наиболее важной для них базе, американцы ушли посреди ночи. Не слишком ли быстро все это случилось?
– С самого начала было ясно, что мы не останемся в Афганистане навсегда. Все также давно поняли, что конфликт может быть решен только политическим путем. Вот почему все союзники поддержали идею мирного процесса. Все поддержали Дохийское соглашение в феврале 2020 года, которое также предполагало прекращение военного присутствия. Затем пришел президент Байден и даже отложил вывод войск – с мая до конца августа. Уже давно было ясно, что наша миссия в стране подходит к концу. Что касается фактического вывода войск, мы полагались на лучшие рекомендации наших военных. Мы не могли вывести войска, не создав определенных проблем для афганских войск.
– Значит, это было неизбежное потрясение?
– Это не было неожиданностью с февраля 2020 года, и мы знали о рисках. Поэтому для нас это было трудное решение, дилемма. Либо уходить и рисковать возвращением талибов, либо оставаться и рисковать новыми жертвами, боями и войсками.
– Разве не было третьего пути: обслуживание воздушных сил афганских войск исключительно в Баграме для их поддержки?
– Мы были свидетелями того, как талибы отвоевывали позиции и как росло число жертв, в том числе среди мирного населения. Если бы мы остались, несмотря на Дохийское соглашение, мы бы подвергли себя дополнительным опасностям. Конечно, мы не могли знать, что произойдет дальше.
– Вы говорите, что все союзники приветствовали Дохийское соглашение. Но они не участвовали в переговорах, даже афганское правительство не участвовало. Соглашение устанавливает только условия вывода войск, а не политического решения. Не это ли было решающей ошибкой?
– Союзники в течение многих лет настаивали на политическом решении, что означало переговоры с Талибаном. Однако ни одному американскому правительству не удалось запустить этот процесс, потому что талибы не хотели вести переговоры с афганским правительством. Вот почему это заняло так много времени, а тем временем у нас были большие потери, в том числе среди наших собственных солдат. Я знаю, что американское правительство пыталось привлечь правительство в Кабуле – но ничего не вышло. Именно поэтому прямые переговоры американцев проходили только с талибами. Это было действительно американское решение, а не решение НАТО. Это не было идеальной моделью и однозначно стало проблемой. Все союзники знали об этом, но все же приветствовали этот процесс. В конце концов, Дохинское соглашение открыло диалог между талибами и президентом Гани…
– …который закончился нирваной.
Когда я колесил по Европе, обсуждая ситуацию с союзниками, я не почувствовал сильного желания послать больше войск в Афганистан, принять больше потерь и облегчить положение тех союзников, которые до этого момента находились на передовой. Именно поэтому соглашение было поддержано всеми.
– Можно ли в целом считать присутствие НАТО в Афганистане неудачей?
– Наше присутствие не было напрасным. Нашей главной целью была борьба с терроризмом. И мы не видели нападений из Афганистана на другие страны в течение двадцати лет.
Главной задачей НАТО с самого начала была борьба с террором. Но со временем международное сообщество поставило перед собой более амбициозную цель: создать более стабильный Афганистан. Организация Объединенных Наций, Европейский Союз, многие страны НАТО были вовлечены в масштабные программы сотрудничества в области развития для создания институтов, борьбы с коррупцией и обеспечения соблюдения прав человека. Я приветствовал это, но это выходило далеко за рамки присутствия НАТО.
Сейчас мы меньше влияем на ситуацию в Афганистане, но мы не бессильны. Существуют дипломатические, экономические, финансовые и политические рычаги, чтобы заставить талибов придерживаться своих обязательств. Мы также можем использовать военные средства против террористов на расстоянии.
– Формирование сил национальной безопасности без учета подлинной национальной специфики – что это?
– Вначале мы сами боролись с “Аль-Каидой”, затем обучали афганцев, чтобы они могли стабилизировать свою страну и сами бороться с террористами.
– Вопрос в том, не был ли Запад слишком самонадеян, полагая, что можно коренным образом преобразовать Афганистан в соответствии с западными ценностями? И стоит ли нам вообще ввязываться в такое дело в будущем?
– Нам предстоит ответить на сложные вопросы, и нам нужны искренние дискуссии. С этой целью я инициировал процесс в НАТО, и дискуссии, безусловно, будут проводиться в более широком международном сообществе. Пока рано делать выводы. Для меня очевидно: НАТО должна продолжать посвящать себя борьбе с терроризмом. Поэтому мы должны продолжать наращивать силы безопасности в других странах и продолжать быть в состоянии проводить боевые операции самостоятельно. Один из самых сложных политических вопросов – когда использовать военную силу, а когда нет. Я хорошо помню обвинения в том, почему международное сообщество не остановило зверства в Руанде или в Сребренице. На Балканах НАТО остановила две этнические войны. Мы применили военную силу для освобождения Сирии и Ирака от “Исламского государства”. Порог для такого развертывания всегда будет высок и всегда связан с рисками.
– Вряд ли кто-то сомневается, что решение о военной операции против “Аль-Каиды” в Афганистане было правильным. Но как долго следует оставаться в такой стране после достижения главной цели?
– Каждый случай индивидуален. Интервенция в Афганистан была полностью поддержана всеми. Всегда легче начать военную операцию, чем закончить ее. Этому нас научила долгая история. Мы должны каждый раз тщательно обдумывать, когда и как использовать военную силу.
– Является ли частью этого государственное строительство?
– Мы все ежедневно участвуем в государственном строительстве. Германия, Норвегия, Европейский Союз: мы ежедневно оказываем помощь в целях развития во многих странах, иногда поддерживая военное присутствие НАТО или отдельных союзников. Нелегко провести четкое различие между государственным строительством и борьбой с терроризмом. Иногда эти два понятия идут рука об руку. Иногда предотвратить терроризм можно только путем стабилизации страны, создания в ней сильных и надежных институтов. НАТО несет ответственность в основном за военную сторону, ЕС и ООН часто заботятся о гражданской стороне.
– Что же осталось от двадцати лет пребывания в Афганистане, когда власть захватили талибы?
– Мы уничтожили Аль-Каиду, в течение 20 лет против нас не было совершено ни одного теракта из Афганистана, и вместе с международным сообществом мы обеспечили социальный и экономический прогресс. От общей продолжительности жизни и снижения младенческой смертности до того, что девочки могут посещать школу. Выросло новое поколение, у которого появилась возможность участвовать в политическом процессе и общаться с остальным миром. Эти достижения не могут быть так просто сведены на нет. И я хотел бы поблагодарить многих военных и гражданских лиц, которые внесли свой вклад с мужеством и профессионализмом. Мы должны сохранять бдительность, чтобы сохранить достигнутое. Мы должны послать талибам четкий сигнал, что мы будем требовать от них выполнения их обещаний.
