Франсуа Олланд, который осторожней всех на свете, страна которого всё время намекает, что снимет санкции с России – так вот, этот самый Олланд заявляет, что сомневается в целесообразности встречи с Путиным, а Путин собирается ехать в Париж на открытие российского духовного центра – так официально значится цель поездки.
Тут уместно привести цитату Олланда о ситуации: “Я спрашиваю себя, будет ли встреча полезной? Можем ли мы добиться, чтобы он (Путин) прекратил делать то, что делает вместе с сирийским режимом, то есть поддерживать авиацию режима, который бомбит население Алеппо?” — сказал французский президент. “Я скажу ему, что это недопустимо и что это даже вредит имиджу России”, — добавил он.
Скажи, скажи мсье Олланд что-то Путину!.. Он типа внимательно послушает тебя, потом чего-то скажет в ответ про мир во всём мире, а потом будет разбомблена очередная гуманитарная колона. Собственно, именно по этому поводу Путин жаждет говорить с Олландом. Он хочет говорить по поводу другой фразы Олланда, а именно, что бомбежки в Алеппо могут быть квалифицированы как военное преступление. “И те, кто совершает подобные действия, должны будут ответить, в том числе в Международном уголовном суде”, — сказал французский лидер. И в этих словах нет ничего хорошего для Путина, ибо если про преступление говорит комиссия по сбитому малазийскому самолёту, то тут Песков, распушив красноречие, может говорить, что “там нет доказательств”. Но если о суде говорит взбешённый, или скажем аккуратней, по-французски, огорчённый Олланд, то суд очень может быть.
Однако, не только возможность суда над российскими военными преступлениями обращает на себя внимание. Есть и прочие вещи, которые не менее важны. Ну, к примеру, то, что Олланд потерял интерес к диалогу с Путиным. Если всмотреться во фразу Олланда, то он не хочет встречаться не потому, что вид Путина ему не нравится или костюм на российском президенте от Мосшвеи. Да нет, он не видит смысла в самом разговоре; он не видит поля переговоров; он видимо предполагает, что разговор будет гибридным – сказаны будут слова о мире, а потом будет стрельба. Он, Олланд, прекрасно информирован, что в Сирию Россия завезла ракеты С 300 и Х – 101, что российские генералы предупреждают американцев, что будут сбивать американские самолёты и ракеты, если что. Олланд помнит о российском вето в Совете Безопасности. На этом фоне – о чём говорить. Издания пишут, что Россия желает эту встречу чуть ли насильно, Кремль заявляет, что “мы готовимся к этой встрече”. Дата визита объявлена Москвой в одностороннем порядке. Да, общая договорённость о возможной встрече с французами была, но дату не планировали.
И, несомненно, цена такой встречи для Путина велика – на фоне беспрецедентного обострения с американцами, нужно встречаться хоть с кем-то и говорить. Говорить о мире во всём мире, показать по телеку, что его принимают “в лучших домах Лондона и Парижа”, слушают его аргументы. “Нет изоляции России!” — завопит телевизор и расскажет, как трепетно Олланд внимал Путинским словам.
Что ж, пусть покажут. Но это будут картинки для своих – послушных и покорных. Однако, для внешнего мира, говорю это с огромным сожалением, Путин – это разбомбленный конвой, сбитый самолёт и прочие неприятности.
И возможный военный трибунал, который, пусть на словах, но обретает очертания.
