Было время, когда я заходил в подъезд только по звонку домой, чтоб с той стороны кто-то проверил, чисто ли. Когда меня от метро до дома сопровождали люди, предложившие мне помощь добровольно, и я им за это безумно благодарен.
Когда я не выходил из дома без бронежилета. Из дома. В Москве. В двадцать первом веке. Когда ночью, как полоумный, вскакиваешь с кровати и бежишь к глазку смотреть, кто там, потому что сработал лифт. Когда бейсбольная бита стоит у входа, рядом с рожком для обуви. Когда запоминаешь номера всех незнакомых машин, припаркованных во дворе. Когда, прежде чем выйти из дома, долго смотришь из окна, пытаясь понять, безопасно или нет. Когда тебе звонят и в истерике кричат в трубку: “ты что за машину мне продал, я только успел из гаража выехать, как меня какие-то быки заблокировали, вытащили из машины и со словами “это не он” бросили на газоне”? Когда твою фотографию вывешивают в интернете вместе с твоим с адресом и предложением “зайти к либеральному ублюдку в гости”. Когда на лестничной площадке натыкаешься нос к носу на двух амбалов, пытающихся открыть твою дверь.
Я очень далек от идеи “подставь вторую щеку”.
И уж точно я не собираюсь все это забывать и прощать.Да, я хочу, чтоб жизнь этого ублюдка — активиста SERB Алексея Петрунько, который выжег Алексею Навальному глаз — превратилась в такой же ад. В какой они превращали мою. Чтоб он теперь тоже боялся заходить в подъезд. Чтоб по улице ходил только в натянутой на глаза кенгурухе, оглядываясь. И чтоб однажды он оказался в больнице с таким же выжженным зеленкой глазом. И с надписью на лбу “на людей нападать нельзя”.
С каждым нужно разговаривать на его языке. На литературном русском нужно говорить с филологом. А с гопником нужно говорить на языке силы. Других, к сожалению, они не понимают.
И не надо мне рассказывать, что тогда мы станем такими же, как они. Мы ни фига не такие же, как они. Мы не нападаем на людей, не выжигаем им глаза, не избиваем, не убиваем, не сажаем в тюрьмы, не репрессируем татар, и не устраиваем Сталинград в соседней стране.
Это примерно то же самое, что африканскому студенту говорить, что он такой же, как и напавшие на него в подворотне фашики с битами — ну он же тоже дерется!
Мы — не такие же. Мы — защищаемся.
И в этом — гигантская разница.
А распространение информации про недоноска, безусловно, приветствуется.
