Швы затрещали и скрепы заскрипели.
Долго орали, охрипли и заткнулись. Осмотрелись, оценили ландшафт, а на нем – сплошная помойка из брошенных транспарантов и гниющих под бульдозерами продуктов. Ничего не колосится. Вонища и грязь. А желудочный сок выделяется и в животе что-то урчит. И в черепной коробке изнутри чешется: “Чо жрать-то будем? Ведь всех дубьем патриотичным распугали, все подавили и разрушили… И чо теперь делать? Еще немного – и даже дружественные папуасы из Зимбабвы побрезгуют банан спасительный протянуть…”
Потеет ладошка, не вскидывается в чекистском приветствии, глаза таращатся в сумерках гаснущей надежды: “Хотя бы величие-то осталось? Где оно?..” Не просматривается, не нащупывается. Пульс пока есть, но какой-то неровный, будоражащий…
Стоит пост-совок, сглатывает слюну и подрагивает от предчувствия чего-то надвигающегося с горизонта.
Так выглядит начало агонии…
