Миллионный город поделили между собой банды романтиков-анархистов, наёмников и просто вооруженных бандитов. Пьяный кутёж и грабежи в теряющих фешенебельность отелях-клубах-ресторанах чередуются жуткими перестрелками – непонятно кто против кого.
На площадях кричат лозунги давно умерших идеологий. На повестке дня каша из альтернативной истории и имперских мифов.
По телевизору показывают, как техно-некроманты с помощью одной отвертки и лозунга “За Родину” реанимируют и снова бросают в бой танки-памятники. Механический легион ежедневно пополняется колоннами воскрешенного старья. Целая армия бронированных призраков прошлого. Стучат по железнодорожным рельсам колеса мертвого эшелона – катится мимо сонных шахтерских городков состав из серебристых вагонов-гробов…
Это не аннотация к постмодернистской фантастике. Весь описанный сюрреализм – практически повседневные будни ДНР. Оставляя суждения об информационных войнах тем, кто на них зарабатывает. Ниже – о том, как сегодня живётся Донецку. Исключительно субъективные впечатления. Приверженцам секты “мальчика, распятого в Славянске”, просьба не читать – не портите себе настроение.
Вы не прочтете здесь о том, что в ДНР работают пушистые белые котята-ополченцы, а когда война закончится, Олег Царев – человек с мимикой бравурного идиота – обязательно завезет в Донецк миллиардные инвестиции, и хлеб “по рупь пиисят”…
Итак, Донецк. Сиротливо белеют борды Ворошиловского района. Те самые, где раньше всегда-всегда красовалась реклама модных брендов, бутиков, а временами и сальные физиономии народных избранников из ПР. Теперь лишь на некоторых сохранились изображения – как правило, мартовское старьё, или военная агитация, выдержанная в советской стилистике: насупленные лица, серьезные призывы: “А ты чем помог фронту?”, “Мужики, не допустим фильтрационные лагеря нацистов в Донбассе”, “Русский воин – защити!”.
Рекламировать свой бизнес в Донецке сейчас – плохая примета. Самое распространенное рекламное объявление: “Аренда” и “Продажа”. Количество пустых витрин на бульварах и главных улицах растет как лишайное пятно. Длинный стеклянный павильон “Донецк-Сити” как выбросившийся на берег дохлый кит. Такой же темный и безжизненный.
Почему-то сильнее всего это ощущение подчеркивает огромный ЖК-монитор на фасаде – отключенный за ненадобностью.
Всюду – по Университетской, Мира, бульвару Шевченко, проспекту Ильича – видны опущенные ролеты и закрытые ставни. На дверях многих салонов, кондитерских, магазинов красуются таблички: “Закрыто”. Иногда с виноватым уточнением: “В связи с общественно-политической ситуацией”.
Куда-то запропастились вызывающе дорогие иномарки. Но на джипах рассекают очень “реальные пацаны”, простите “представители республики, отмеченные особым доверием трудового народа”. И еще новый авто-тренд: пыльные “копейки”, “пятерки”, “нивы” и “ланосы” возящие небритых людей в камуфляже. Одни ездят чинно. Иные – с включенной аварийкой, заменяющей “ДНР-мобилям” мигалки.
К слову о представителях ДНР – их редко можно видеть в безлюдных локациях – за исключением бастиона ОГА, здания СБУ и прочих “мест силы”.
Напротив “стрелковцы”, “востоковцы”, “оплотовцы” и прочие настойчиво тянутся к людным местам. Они деловито снуют по Крытому Рынку и “Маяку”, покупают цветы, прицениваются к вещам. И явно не замечают, что продавцы стремительно “скучнеют” от вида вооруженных покупателей. Простых же дончан и вовсе сдувает прочь ветром контрреволюции.
Почему парни не носят штатское, выходя погулять в город? Очевидно расставаясь с боевой экипировкой, разгрузками и верными автоматами, эти “сильные и бесхитростные” люди, чувствуют себя незащищенными в созданной ими же реальности. Может, боятся “нациков”. Или содомитов-ляшковцев? Или даже собственных товарищей? Не зря же почти каждую ночь в городе не стихает стрельба, хотя армией в Донецке и не пахнет.
Донецк, всегда гордившийся, тем, что никогда не станет на колени, сейчас похож на перепуганного кота, прижавшегося к земле. Город замер, напряженно косясь по сторонам и чутко прислушиваясь к каждому шороху. Авось опасность пройдет мимо, авось пронесет.
Впрочем, нельзя осуждать дончан, за то, что у них есть инстинкт самосохранения. В конце концов, глава городского ополчения – самозваный военный комендант, главный герой Новороссии, – честно предупредил, что Донецк будут защищать “до последнего”. Слова человека, чей жизненный путь – пепелища и руины, человека который упивается смертью, – слова такого человека нельзя не воспринимать всерьез. Другое дело, что далеко не все дончане еще признались себе, почему они больше не рискуют выходить на улицы по вечерам.
Из тех, кто выглядит вполне довольным последними метаморфозами, происшедшими с шахтерской столицей, автору встретилась как минимум одна категория граждан. Точнее, гражданок – это тетки в агитационных палатках “ДНР – это страна!”. Неопрятные крикливые особи женского пола – те самые, что в прошлые годы гордо восседали в палатках Партии регионов. Или “Нашей Украины”. Или вообще любой партии готовой платить.
Что привыкли лить крокодильи слёзы перед камерами и потрясать пухлыми руками на митингах. Те самые, что с пеной у рта кликушествуют про “нациков”, “бандеровцев”… Вот их, похоже, все устраивает.
Неужели ДНР – это только лишь страх, думаете вы?
Нет.
У ДНР есть и другие атрибуты. Знаки зримого величия. Например, уродливые граффити, покрывающие остановки, стены судов, прокуратуры, налоговых.
“ДНР” – это свобода, как гласит слоган. Свобода пачкать город черно-красно-синей краской. И писать корявую похабщину прямо на стенах областной администрации.
ДНР – это знамя “Новороссии”, позаимствованное у американских рабовладельцев-конфедератов.
ДНР – это порыв канализационных коммуникаций, которые невозможно чинить из-за обстрелов и бомбежек.
К слову, настоящие герои Донецка, о которых сегодня вспоминают преступно мало, – это коммунальщики.
Несмотря на пули и осколки они – от слесарей до дворников, – заботятся о городе гораздо больше, чем все политики Восточной Украины вместе взятые. Всем сотрудникам коммунальных служб нужно дать медаль за мужество и присвоить звание участников боевых действий. Когда бравый донецкий мэр вернется из Киева в свое теплое кресло, ему не мешало бы заняться этим вопросом.
И да. ДНР – это тюльпаны и розы, вырванные из городских клумб.
ДНР – это разграбленное “Metro” и выпотрошенный “Варус”.
ДНР – это запрет бизнесменам вывозить товар со складов, потому что законы бизнеса и законы войны несовместимы.
Потому что решения принимают не экономисты, реформаторы, градостроители или банкиры. Решения принимает тот, кто живёт войной. Тот, кто грезит о Вальхалле для белых офицеров, красноармейцев и других викингов Российской Империи.
Тот, кто не замечает обычных живых людей с их мелкими потребностями, потому что уже давно говорит с мертвыми.
… Одиннадцать часов утра. Воскресенье. Иду по безлюдному подземному переходу. Кто-то разбил стеклянные крышки лайтбоксов и ободрал афиши. Их ошметки свисают со щитов кусками кожи. Над советским ампиром библиотеки имени Крупской вьется алое знамя с ликом Христа.
В будние дни город пытается жить прежней жизнью. Ходит общественный транспорт, ездят грузовики и легковушки. Обновляют разметку рабочие в оранжевых жилетах.
Система жизнеобеспечения еще функционирует. Но в выходной улицы вымирают, словно на календаре первое января. На Артёма больше нет пробок. Никто не сигналит. Женщина с ребенком переходят главную улицу города. Даже не глянув на мигающий желтым светофор. Людей практически нет. Тишина. Единственный звук – ровные удары колокола в Свято-Преображенском соборе. Сегодня праздник. А кажется, что бьют в набат. Сложно передать это чувство. Особенно если помнишь город искрящимся, шумным, ликующим. Другим.
Как будто Донецк переживает зомби-апокалипсис или нашествие вампиров. Вот куда нужно приезжать Стивену Кингу за вдохновением. У входа в храм, где всегда выстраивались толпы прихожан – никого. Только метет во дворе, поминутно оглядываясь на купола и крестясь, уборщица в темном платке. И сгорбились у кованой ограды пятеро нищих с пустыми кружками.
Хочется думать, что жизнь еще вернется в Донецк. Что ночи не будут проходить под тарахтение автоматных очередей веселящихся махновцев, а утро – начинаться с жирного смога коптящегося завода “Точмаш” Хочется в это верить.
Андрей Колесник, для УП
