Предвыборная кампания была весьма непростой и конфликтной. Кроме того, ее омрачили теракты
В Великобритании 8 июня прошли парламентские выборы. Опросы, проведенные накануне голосования, сулили правящей Консервативной партии премьер-министра Терезы Мэй довольно убедительный успех. Но первые данные экзитполов, обнародованные британскими СМИ, говорят, что консерваторы не набирают парламентского большинства.
Итак, по первым предварительным данным, у правящей партии будет 314 мест, у лейбористов – 266, 34 места завоевала Шотландская национальная партия и 14 – либеральные демократы.
Предвыборная кампания была весьма непростой и конфликтной. Кроме того, ее омрачили теракты – вначале взрыв на поп-концерте в Манчестере 26 мая, унесший более двух десятков жизней, затем – нападение террористов на прохожих в центре Лондона 4 июня, в результате которого погибли еще 7 человек. Проблемы безопасности, экономика, миграция, система социальной защиты и условия Брексита (выхода Великобритании из Евросоюза, за который британцы большинством голосов высказались на референдуме год назад) – таковы были основные темы предвыборных дискуссий.
Нынешние выборы в британский парламент – досрочные, предыдущие состоялись всего два года назад, в 2015 году. Однако с тех пор утекло много воды: прошел референдум о Брексите, в результате которого вынужден был уйти с поста премьера Дэвид Кэмерон, на смену которому пришла Тереза Мэй. Когда полтора месяца назад нынешний премьер объявляла о проведении выборов, все опросы предсказывали ее партии убедительную победу: отрыв консерваторов от главной оппозиционной партии, лейбористов во главе с придерживающимся радикальных левых взглядов Джереми Корбином, составлял около 25%.
Однако Мэй и ее соратники допустили ряд ошибок – прежде всего включив в свою предвыборную программу так называемый “налог на деменцию” – ужесточение условий социальной помощи на дому для престарелых граждан. Лейбористы, которые провели, вопреки ожиданиям многих аналитиков, весьма неплохую кампанию, сумели создать своим соперникам имидж “партии бессердечных”, настаивающей на дальнейшем урезании социальных расходов. Напротив, социальная риторика Джереми Корбина нашла немалый отклик прежде всего у молодых избирателей. В то же время консерваторы делали упор на укрепление безопасности и борьбу с нелегальной иммиграцией – и за счет этого, по наблюдениям социологов, смогли перехватить инициативу у лейбористов во многих бедных районах, традиционно голосовавших за “красных” (традиционный цвет Лейбористской партии – несмотря на это, ее программа, даже при отчетливо левом лидере Корбине, от коммунизма далека).
В результате разрыв между двумя основными партиями резко сократился и накануне голосования составлял, по данным опросов, лишь 8%. В Великобритании, однако, 650 депутатов Палаты общин выбирают по одномандатным округам, по принципу “победитель получает всё”, так что рейтинги партий еще не отражают соотношение парламентских кресел между ними по итогам голосования. Тем не менее, некоторые прогнозы предполагали, что консерваторам не удастся набрать большинства депутатских мест (не менее 326). Тогда мог возникнуть “подвешенный парламент”, в котором партиям пришлось бы договариваться о коалиции. Так уже произошло в 2010 году, когда консерваторы Дэвида Кэмерона вступили в союз с либеральными демократами – наиболее проевропейской британской партией. Сейчас такая коалиция вряд ли возможна: “либдемы” активно выступали против Брексита, в то время как нынешнее руководство Консервативной партии в основном состоит из его безусловных сторонников. Как бы то ни было, в последние пару дней перед выборами консерваторы вновь начали наращивать отрыв от лейбористов и шли на выборы с весьма высокой уверенностью в победе. Она, похоже, оправдалась лишь частично.
Перед выборами много говорилось о том, что победа консерваторов может означать “жесткий” Брексит, так как Тереза Мэй взяла довольно непримиримый тон на переговорах с Евросоюзом. Выигрыш же лейбористов вроде бы должен был означать Брексит более “мягкий”. Но на самом деле лидеры основных партий избегали какой-либо конкретики по этой теме. Напротив, ясно, что отношения Лондона с Вашингтоном останутся более дружественными в случае победы Терезы Мэй: она была первой из зарубежных лидеров, кто провел переговоры с Дональдом Трампом после его избрания президентом США, и британскому премьеру в целом удалось найти с ним общий язык. В отношении же России ожидалась обратная закономерность: если в окружении Джереми Корбина есть люди, не скрывающие симпатий к политике Кремля, то Борис Джонсон, министр иностранных дел в кабинете Мэй, демонстративно отказался ехать в Москву после недавнего обострения отношений между Россией и Западом из-за химической атаки в Сирии.
