Война началась даже не в тот момент, когда прозвучал первый выстрел на Донбассе, а в тот, когда российская армия вышла на крымские улицы.
Последний год довольно часто встречаю тех, что претендует на то, чтобы быть «над схваткой». Обычно их логика сводится к тому, что Украина мало чем отличается от России. Мол, в одной стране славят Сталина, а в другой – УПА. Мол, люди гибнут не только от российских снарядов, но и от украинских. Мол, в России бьют за желто-голубой флаг, а в Украине – за георгиевскую ленту. И рефреном идет тезис о том, что всем нужен мир.
Подобная логика очень удобна. Она позволяет носить белые одежды, заниматься абстрактным «толстовством» и претендовать на универсальное миролюбие. И у меня к этим людям только один простой проверочный вопрос.
Украинская армия находится на территории России или российская армия находится на территории Украины?
Ответ на этот вопрос расставляет все по местам. Потому что бессмысленно сравнивать СМИ страны-агрессора и страны-жертвы и находить пропаганду по обе стороны границы. Война имеет свою жестокую логику – в ней невозможно участвовать, не снимая белых перчаток. В любом конфликте всегда есть потери от «дружественного огня», снаряды падают не только на вражеские позиции, но и в жилые кварталы, от мародерства и взяток на блокпостах не застрахована ни одна армия в мире. И единственный этический маркер сосредоточен в том, кто первый вывел свою армию из казарм и посадил на броню.
В том же Сталинграде мирное население погибало не только от немецких бомбардировок, но и от советских артподготовок. Потому что килограммы железа не всегда летят туда, куда предполагалось. Но общий консенсус состоит в том, что жертвы среди мирного населения лежат на совести вермахта. Потому что именно немецкие солдаты пересекли государственную границу 22 июня.
Можно сколько угодно критиковать информационную политику Киева, но это не уравнивает ее с информполитикой Москвы. Можно сколько угодно писать про абсурдность принимаемых Верховной Радой законопроектов, но ни один из них не позволял Киеву ввести войска на территорию соседней страны. Зато я прекрасно помню, как год назад обе палаты российского парламента предоставили такое право российскому президенту.
И нет смысла обсуждать, что затем это разрешение отозвали. Потому что война началась даже не в тот момент, когда прозвучал первый выстрел на Донбассе, а в тот, когда российская армия вышла на крымские улицы. Те, кто любят говорить о том, что присутствие российских солдат на Донбассе не подтверждено официально, забывают о том, что они есть на полуострове. Даже если бы этим все и ограничилось – сама по себе «крымская весна» дает четкий ответ на вопрос о том, кто в нынешней войне агрессор, а кто жертва.
Рассказывать про «взаимную атмосферу ненависти», которой надо «положить конец», конечно, удобно. Не надо нырять в пыльные словари в поисках значений слов «контрибуция», «репарации», «трибунал». Можно безадресно рассуждать о том, что «все плохие». Что ж, вполне возможно, что в мирное время «все» очень даже «плохие», но война – это слишком тяжелая гиря на чаше моральных весов, чтобы ее можно было уравновесить абстрактными разговорами о «геополитике».
Если какая-то страна становится агрессором, то все издержки и жертвы войны ложатся преимущественно на нее – вне зависимости от маркировки конкретных снарядов и мин. Если страна становится агрессором, то коллективная моральная ответственность ложится на каждого ее гражданина. Статус агрессора – это вообще та история, которая тянет за собой сильный логический ряд, от которого уже не удастся отмахнуться. И отсидеться в ментальном бомбоубежище, публикуя фото с котятами, уже не получится.
И поэтому я прекрасно понимаю тех, кто сводит весь пафос своей позиции к фразам «все виноваты» или «никто не виноват». Им всего лишь страшно. Страшно брать ответственность, страшно делать выбор, страшно назвать вещи своими именами. Но только почему они решили, что трусость – это позиция?
