"Прошло более двух лет с начала конфликта в Украине, и, несмотря на Минские соглашения и на мобилизацию неправительственных организаций, жители востока страны по-прежнему лишены какой-либо информации о сотнях людей, пропавших без вести", - пишет специальный корреспондент Libération в Донбассе Себастьян Гобер.
“Конечно, я жду. Буду ждать, пока они не вернутся. Что еще делать? Знаете, как говорят, надежда умирает последней”, – говорит Любовь Степановна. Ее сыновья Александр и Николай пропали “два года, два месяца и восемь дней” назад. Ее дети работали в Луганской области, на востоке Украины. До весны 2014 года, когда эскалация напряженности между украинскими войсками и сепаратистскими силами, поддерживаемыми Россией, не переросла в открытый конфликт, передает репортер. Город Луганск был быстро отделен от ее села Валуйское линией фронта и множеством блокпостов на дорогах. На одном из КПП Александр и Николай были арестованы 17 июля 2014 года. С тех пор не получающая никаких известий Любовь Степановна пишет письма. “В спецслужбы, в министерства, президенту Порошенко, сепаратистам… Ничего не помогает”.
“Война на востоке Украины привела к гибели более 10 тыс. человек, по данным ООН. В обстановке относительной стабилизации на линии фронта с февраля 2015 года вопрос о лицах, пропавших без вести, стал приоритетным в тяжелых мирных переговорах”, – говорится в статье.
“У нас 472 случая зарегистрированы официально. В 96% из них речь идет о мужчинах, половина из них военные, половина гражданские”, – указывает Фабьен Бурдье, заместитель отдела защиты Международного Комитета Красного Креста по вопросам пропавших без вести (CICR) в Киеве. Эта цифра – лишь приблизительный расчет: “Около тысячи тел остаются неопознанными”, – уточняет он. Исчезновения подлежат учету всех присутствующих сторон: украинской, российской и пророссийской, без разбора, говорится в статье.
Этот гибридный конфликт характеризуется сильной социальной, культурной и языковой близостью воюющих сторон, что облегчает поиски, пишет автор. “Это не этнический конфликт, как в других регионах мира. Собственно говоря, здесь нет животной ненависти между лагерями. Видна реальная политическая воля к разрешению дел лиц, пропавших без вести”, – уверяет Фабьен Бурдье.
“Приоритет в данный момент – “найти всех взятых в плен и пропавших без вести и привезти их обратно домой”, – говорит Ирина Геращенко, первый заместитель председателя Верховной Рады, украинская переговорщица по гуманитарным вопросам в рамках Минских соглашений. Определенное число людей фигурирует также в списке лиц, пропавших без вести до лета: расследование, проведенное организациями Amnesty International и Human Rights Watch, выявило, что данные лица были упрятаны, некоторые более чем на два года, в секретную тюрьму украинских служб безопасности в Харькове. Неправительственные организации тогда изобличили похожую практику и в самопровозглашенных республиках Донецка и Луганска”, – сообщает Бурдье.
Задача переговорщиков также усложняется из-за постоянного переделывания списков. “Для них все это – просто бухгалтерские игры, – резко говорит Марина Михайловна Михновская, бессильно опускаясь в кресло в квартире ее пропавшего сына Евгения в городе Краматорске, к северу от Донецка. – Им не нужны такие люди, как мы, и они ничего не станут делать, чтобы нам помочь”.
