Многие страны полностью или частично сумели разобраться со своими собственными преступлениями и просчетами.
В статье, опубликованной в Washington Post 17 марта 1995 года, Чарльз Гати утверждал, что Россия была «лишена гордости и самоуважения. … Общество, лишенное чувства собственного достоинства и не находящее удовлетворения своих экономических потребностей, мечтает о порядке внутри страны и об уважении за рубежом. Авторитарный соблазн носит всепроникающий характер, как и стремление снова быть и казаться сильным».
Лилия Шевцова в своей познавательной и очень информативной аналитической статье от 2 июня 2015 года, опубликованной на страницах The American Interest, проливает новый свет на «веймарский синдром» Кремля, показывая, как президент Владимир Путин и его приспешники возлагают на Запад и особенно на Соединенные Штаты всю вину за российское чувство унижения. Она приводит слова известных российских и американских апологетов путинской внутренней политики и внешней агрессии. Эти комментаторы, объясняя сегодняшние действия России, говорят о сходстве с ситуацией после Первой мировой войны, когда Запад подверг унижению Веймарскую Германию.
Здесь следует дать три кратких комментария.
Во-первых, Веймар — это не единственный исторический пример для России и прочих униженных стран. После Второй мировой войны Германия при Конраде Аденауэре пошла иным путем. Да, у нее ушли годы на самоанализ, но в итоге Западная Германия, а после краха коммунизма и объединенная Германия решили не винить Запад в своих прежних действиях и в своей последующей судьбе. Да и сегодня Германия не винит Соединенные Штаты в своих проблемах и трудностях. Напротив, она стала зрелым и ответственным членом международного сообщества. Неслучайно то, что у нее образцовое отношение к евреям — настолько, что российские евреи сегодня с радостью селятся в Берлине. Помнят ли русские проникновенную мольбу Брандта к полякам о прощении своей страны за те зверства, которые творили немцы в ходе Второй мировой войны? Вместо того, чтобы извиниться за вторжение в Венгрию, как это сделал Брандт в отношении Польши, Путин во время своего недавнего визита в эту страну посетил могилы российских солдат, погибших в 1956 году в Будапеште и в его окрестностях.
Во-вторых, Запад точно не пытался унизить Россию. Еще в 1991 году президент Джордж Буш отправился в Киев, чтобы предостеречь украинцев от «самоубийственного национализма». Его знаменитая (или скандальная) речь была призвана успокоить Москву, опасавшуюся того, что Запад воспользуется ее слабостью. При разных российских президентах — Борисе Ельцине, Дмитрии Медведеве и Путине — Запад платил за стабилизацию экономики и за обеспечение безопасности ядерного оружия и ядерных объектов этой страны, а также поддерживал вступление России в Совет Европы и во Всемирную торговую организацию. Запад даже расширил состав G7, которая стала «Большой восьмеркой». Чтобы успокоить Москву, Вашингтон помог в создании Совета Россия-НАТО, и даже оставил открытыми двери для последующего, хотя и маловероятного вступления России в Североатлантический альянс. И лишь после того, как Кремль совершил агрессию против Украины, Соединенные Штаты решили развернуть военную технику и небольшой воинский контингент в Восточной и Центральной Европе. Что еще мог сделать Запад? Если русские до сих пор чувствуют себя униженными, то это из-за того, что их лидеры хотят отвлечь внимание населения от своей коррупции и некомпетентности, переключив его на «махинации Запада».
В-третьих, у Путина есть личные причины для того, чтобы относить на свой собственный счет российское чувство унижения и позора, а также, предположительно, добиваться компенсации за это. Имидж мачо, который он создал для себя, отвечает не только тому, что ценят люди, видя себя в образе своего руководителя. Он также является своего рода компенсацией за не очень успешный жизненный опыт Путина в детстве и во взрослом возрасте.
Запад уделяет довольно мало внимания неопределенному и несчастному детству Путина. Российские историки и пытливые репортеры, например, утверждают, что некоторые детали официальной биографии Путина — просто фальшивка. Даже его матерью могла быть какая-то другая женщина. Заявления женщины, утверждающей, что она мать Путина (их можно посмотреть на видео), кажутся довольно убедительными. В школе Путина за его утиную походку вразвалку называли «Ути-Пути». Он ненавидел тех, кто дразнил его за не очень мощное телосложение, уготованное ему судьбой. По словам Юрия Фельштинского и Владимира Прибыловского, его ранний интерес и привязанность к КГБ объясняются едва ли не отчаянными поисками семьи и возможностей свести счеты с миром, который так жесток по отношению к нему. Назначение Путина в малозначительный восточногерманский Дрезден, где ему почти нечего было делать, не очень-то способствовало его самоуважению. Поэтому преодоление унижений является неотъемлемой составляющей путинской жизни. По этой причине он так легко солидаризируется со своей элитой и в целом с российским народом. Отсюда его решимость демонстрировать силу там, где налицо слабость, а также стремление возлагать вину за вполне заслуженный провал советской системы на других.
Многим странам удалось преодолеть такую жалость к себе после выпавших на их долю горестей и несчастий. Вспомним пример Великобритании, Франции и прочих имперских держав после Второй мировой войны. Вспомним Китай после культурной революции. Вспомним пример США после Вьетнама. Эти страны полностью или частично сумели разобраться со своими собственными преступлениями и просчетами. С большими трудностями, это верно, но они начали вести себя по-взрослому, признав собственные ограничения.
Веймарская Россия
Опубликовано 17 марта 1995 года, Washington Post
В своем проницательном анализе российских трудностей Питер Реддауэй (Peter Reddaway) убедительно показывает, что президент Борис Ельцин фактически отказался от политики реформ, которую он начал в 1991 году.
Здесь следует добавить, что ельцинский разворот на 180 градусов — симптом, а не причина российских напастей. Переход от однопартийной системы и командной экономики к сегодняшнему хаосу принес выгоду очень немногим, но у многих вызвал отчуждение и разочарование. Народная поддержка реформ поддалась давлению, и пошло движение вспять.
В Москве представители немногочисленной бизнес-элиты могут себе позволить арендовать дачу за пять с лишним тысяч долларов в месяц, питаться в модном швейцарском ресторане, где основное блюдо стоит 40 долларов, и платить три с лишним доллара за кусочек венского торта. В то же время огромное большинство российского населения, зарабатывающее менее 100 долларов в месяц (это если у них есть работа), живет гораздо хуже, чем при коммунизме.
Та ностальгия, которую они испытывают по старым добрым временам, когда был порядок, пусть и гнетущий, когда было государство всеобщего благоденствия, пусть и очень скромного, вполне понятна. И эта ситуация вызывает большое сожаление. Люди подходят к элегантным витринам московских магазинов, где выставлены дорогие западные товары с ценниками в долларах, а не в рублях, и задаются вопросом о том, что случилось с их жизнью и с их страной. Они ищут козлов отпущения у себя дома и за рубежом.
Демонстрируя пугающие сходства с Веймарской Германией 1920-х годов, Россия является униженной страной, ищущей направление без компаса. Сегодня она меньше, чем была на протяжении трех столетий. И внешняя империя в Центральной и Восточной Европе, и ее внутренняя империя, какой был Советский Союз, канули в Лету, и теперь Москве приходится применять силу, чтобы сохранить единство самой России. Как показали жалкие (и позорные) действия России в Чечне, ее вооруженные силы превратились в разношерстный сброд с ядерным оружием, предположительно непригодным для использования. Сейчас за 4 500 рублей с радостью дают один доллар, хотя всего несколько лет назад эти деньги были равноценны 4 500 долларов. Россия выживает на подачки Международного валютного фонда, который может временно облегчить, но уж конечно не устранить экономические невзгоды страны.
Что еще хуже, Россия лишена гордости и самоуважения. Было время в годы Второй мировой войны, когда весь мир восхищался Советской Армией, проявлявшей чудеса храбрости и героизма. Было время в 1950-х годах, когда некоторые бывшие колонии в Азии стремились по примеру Советского Союза быстро провести у себя индустриализацию, а советская наука опережала американскую в области космических исследований. Было время с 1920-х до 1970-х годов, когда многие, очень многие западные интеллектуалы и прочие считали коммунизм советского образца дорогой в будущее. Было время, когда министр иностранных дел Андрей Громыко утверждал, что без согласия Москвы невозможно решить ни один важный вопрос в мировой политике.
Чтобы в полной мере понять нынешние чувства разочарования и отчаяния, представьте, что наша валюта не имеет почти никакой ценности, что в наших магазинах названия некоторых товаров написаны кириллицей, а не латиницей, что цены на них указаны в рублях, что наша политическая и экономическая жизнь идет по стандартам московского изготовления, что нашим руководителям читают нотации покровительственные иностранные комиссары, рассказывающие о необходимости выдерживать курс, дабы влиться в их «прогрессивный», то есть, в коммунистический мир.
В конечном итоге состояние веймарской России вызывает тревогу, потому что это одновременно и слабая демократия, и слабое полицейское государство, плюралистическое, но не толерантное, проамериканское в своих обещаниях, но антиамериканское в своем недовольстве. Общество, лишенное чувства собственного достоинства и не находящее удовлетворения своих экономических потребностей, мечтает о порядке внутри страны и об уважении за рубежом. Авторитарный соблазн носит всепроникающий характер, как и стремление снова быть и казаться сильным.
Запад может отсрочить час расплаты, но он не в состоянии устранить потребность россиян в компенсации за те унижения, которые ныне являются их судьбой.
