Даже беглый анализ информационного контекста, которым сопровождалось освобождение Надежды Савченко в России и в Украине, показывает, насколько разным было отношение к происходящему у политических элит.
Для украинцев это было не просто освобождение, но обмен Савченко на захваченных в плен российских военнослужащих. Сообщения о полете украинского президентского борта из Ростова чередовались новостями о полете самолета авиакомпании «Россия» в Москву, многолюдная встреча Савченко сравнивалась с одиночеством россиян. Специально подчеркивалось, что об освобождении Савченко удалось договориться при содействии участников «нормандского формата» – что подтвердил президент Франции Франсуа Олланд. Для президента Петра Порошенко освобождение Савченко тоже увязывалось с освобождением Александрова и Ерофеева: неслучайно окончательной договоренности удалось достичь только после того, как приговор россиянам вступил в силу, пишет на портале Слон журналист Виталий Портников.
Но в российском эфире никакого обмена не было и в помине. Официальную версию развития событий предложил сам президент Владимир Путин. На встрече с родственниками погибших российских журналистов глава государства подчеркнул, что откликнулся на их просьбу о помиловании Савченко. А само помилование стало – внимание! – результатом встречи родственников с бывшим главой администрации президента Украины и наиболее близким к Путину украинским политиком Виктором Медведчуком. То есть никакого обмена, никакого «нормандского формата». Один сплошной гуманизм и милость. Гуманизм родственников, которые решили простить человека, якобы причастного к гибели их близких. И милость президента, не устоявшего перед этим всепрощающим гуманизмом. Ну и за кадром – личная просьба Виктора Медведчука, которую просто нельзя было не удовлетворить.
Это различие в подходах как раз и есть то, что отличает жизнь от пропаганды. Для украинцев Надежда Савченко действительно стала символом сопротивления, готовности защитить свой родной дом от внешней агрессии. Таких людей было немало. И в российских или донецких тюрьмах до сих пор много украинских граждан, в том числе и воевавших в Донбассе. Но именно Савченко своим поведением на суде и готовностью рисковать собственной жизнью и здоровьем ради своей правды удалось стать таким живым символом. Так что освобождение Савченко всегда было частью общественного запроса – и именно поэтому такой тонко чувствующий этот запрос политик, как Юлия Тимошенко, решила сделать Савченко первым номером в избирательном списке «Батькивщины» на парламентских выборах, чем только усилила международное внимание к задержанной. Поэтому для украинцев – для обычных украинцев, не политиков – освобождение Савченко действительно событие их собственной жизни и той войны, которая продолжается на территории страны. И политики, которым – опять-таки в отличие от их российских коллег – идти на настоящие конкурентные выборы, просто не могут не реагировать на эти настроения.
