Что изменилось в мировой финансовой системе с момента начала кризиса. Рассуждает лауреат Нобелевской премии по экономике, профессор Колумбийского университета Джозеф Стиглиц.
Когда американский инвестиционный банк Lehman Brothers лопнул в 2008 году, ознаменовав тем самым сильнейший со времен Великой депрессии глобальный финансовый кризис, казалось, что по поводу причин этого кризиса достигнут общий консенсус. Раздутая и разлаженная финансовая система неправильно размещала капитал: вместо того, чтобы управлять риском, фактически его создавала. Так комментирует финансовую ситуацию Джозеф Стиглиц, сообщает ЛІГАБізнесІнформ.
Финансовое разрегулирование наряду с легкими деньгами внесло свой вклад в избыточный риск. Попытки оживить экономику с помощью денежно-кредитной политики не дали бы особого эффекта, даже если бы еще более легкие деньги и предотвратили полный коллапс финансовой системы. Поэтому в большей степени нужно было полагаться на финансовую политику, то есть на увеличение государственных расходов.
Даже спустя пять лет ни один человек в Европе или США не может утверждать, что вновь наступило процветание (хотя кое-кто поздравляет сам себя с тем, что избежал очередной депрессии). Европейский союз только поднимается из двукратной (в некоторых странах – трехкратной) рецессии, а некоторые государства, входящие в него, находятся в депрессии. Во многих странах ЕС валовой внутренний продукт по-прежнему ниже или незначительно выше, чем до рецессии. Почти 27 миллионов европейцев – безработные.
Аналогично и 22 миллиона американцев, желающих работать на полную ставку, не могут найти такой работы. Доля работающего населения в США снизилась до беспрецедентного уровня, потому что на рынок труда начали в большом количестве выходить женщины. Доходы и благосостояние большинства американцев ниже того уровня, который был у них задолго до кризиса. Фактически, доход среднего мужчины, работающего полный день, сейчас ниже, чем он был на протяжении более чем четырех десятилетий.
Да, мы кое-что сделали для улучшения состояния финансовых рынков. Требования к уставным капиталам банков несколько увеличились, но намного меньше, чем нужно. Некоторые из рискованных деривативов – финансового оружия массового уничтожения – были выведены на биржу, что повысило их прозрачность и уменьшило системный риск. Но они в большом количестве продолжают продаваться на сомнительных внебиржевых рынках. А это означает, что мы остаемся в неведении об одном из крупнейших источников риска для наших финансовых учреждений.
Аналогично, некоторым хищническим и дискриминационным подходам в выдаче займов и злоупотреблениям в сфере кредитных карточек был положен конец, но другие, столь же эксплуататорские, продолжают существовать. Беднейшие слои работающих по-прежнему слишком часто подвергаются эксплуатации с помощью ростовщических “займов до зарплаты”.
Доминирующие на рынке банки по-прежнему взимают с продавцов большую плату за операции по дебетовым и кредитным карточкам, в результате чего те вынуждены платить в несколько раз больше, чем было бы позволительно на рынке с реальной конкуренцией. Говоря по-простому, все это налоги, только собранные с их помощью средства оседают у частных лиц, а не служат общественному благу.
Другие проблемы так и остались неразрешенными, а часть еще и усугубилась. Американский ипотечный рынок по-прежнему еле дышит: государство теперь страхует более 90% всех ипотечных займов. Но администрация президента Барака Обамы даже не предложила новую систему, которая бы гарантировала ответственное кредитование на конкурентоспособных условиях. Финансовая система подверглась еще большей концентрации. Это обострило проблему банков, которые не только слишком велики и взаимозависимы, чтобы допустить возможность краха, но и слишком велики, чтобы ими можно было управлять и призвать их к ответу. Когда же финансовые санкции применялись, они были намного меньше, чем следует, чтобы важные для системы учреждения не оказались под угрозой.
Кредитно-рейтинговые агентства были привлечены к ответственности по двум частным искам. Но и тут сумма, выплаченная ими, составляет лишь часть того ущерба, который нанесли их действия. Что еще важнее, исходная проблема – извращенная система стимулов, при которой рейтинговым агентствам платят те фирмы, рейтинг которых они оценивают – так и не разрешилась.
Банкиры хвастаются тем, что полностью расплатились с государством за финансовую поддержку, полученную в разгар кризиса. Но они никогда не упоминают при этом, что всякий, кто получил крупные займы от государства под почти нулевой процент, мог заработать миллиарды, просто одолжив эти деньги тому же государству. Не упоминают они и о том, чего это стоило остальной экономике – совокупное снижение объема производства в Европе и США значительно превышает 5 триллионов долларов.
Между тем, говорившие о неудовлетворительности денежно-кредитной политики оказались правы. Да, мы все были кейнсианцами, но слишком недолго. На смену финансовому стимулированию пришел режим экономии, с предсказуемыми (и предсказанными) отрицательными последствиями для работы экономики.
Кое-кто в Европе доволен тем, что экономика вроде бы пошла на подъем. Возобновление роста уровня производства означает, что рецессия, определяемая как сокращение объема экономики на протяжении двух кварталов подряд, официально закончилась. Но с любой здравомыслящей точки зрения экономика, в которой доходы большинства людей ниже, чем были до 2008 года, все еще находится в рецессии. А экономика, в которой 25% работающих (и 50% молодежи) являются безработными – как в Греции и Испании – по-прежнему находится в депрессии. Режим экономии провалился, и перспективы возвращения к полной занятости в ближайшее время не просматривается (неудивительно, что перспективы Америки, где действовал режим экономии в более мягкой форме, оказались лучше).
Финансовая система, может, и стабильнее, чем была пять лет назад, но это низкая планка – в те времена она балансировала на краю пропасти. Представителям правительства и финансового сектора, которые поздравляют себя с тем, что банки вновь стали прибыльными, а в регуляторной системе произошли небольшие (хотя и достигнутые с большим трудом) изменения к лучшему, следует сосредоточиться на том, что еще не сделано. Стакан в лучшем случае полон на четверть; для большинства же людей он на три четверти пуст.
