Арабские страны выживали, балансируя между туризмом, иностранным кино, ваххабитскими проповедниками, национализмом и социальной работой "Братьев-мусульман". Ныне ни армия, ни "Братья" не смогут управлять Египтом, переживающим революционные схватки.
Профессор истории из университета Париж I (Пантеон-Сорбонна), эксперт по проблемам современного арабского мира, раскрывает сложность процессов, свойственных революциям, в газете Le Figaro.
«Свержение правительства Мохаммеда Мурси стало возвращением к прежнему порядку? Массовые убийства 14 августа и введение комендантского часа порождают опасения о начале гражданской войны, — полагает специалист по региону. — На фоне международного джихада в Сирии полицейское государство не изменилось, так же, как не изменилось стремление «Братьев-мусульман» к мученичеству, подогревающее настроения. Но события в Египте, самой большой арабской стране с наибольшей численностью населения, идеологизированной историей и культурным влиянием, можно назвать вторым актом революционного процесса, начатого в 2011 году. А великие революции всегда были сложными и насильственными процессами на переходном пути к современности, поедающими своих детей».
«В ХХ веке арабский и мусульманский мир познал небывалые трансформации: переход к государству-нации, милитаризация общества, деколонизация, идеологическое объединение на основе арабского национализма, новые экономические структуры, отход от патриархата, — продолжает историк. — На протяжении полувека этот водоворот был замаскирован под господство военизированного государства, и оно постепенно разрушалось исламистской идеологией. В эпоху холодной войны Запад поддерживал арабские монархии, а Москва — военные республики. В Египте Запад поддерживал короля Фарука, а потом, после Кэмп-Дэвида, военную республику».
«После исламской революции 1979 года в Иране американцы спохватились и стали поддерживать исламистские правящие движения. Потребовались десятилетия, чтобы иллюзии развеялись. Со своей стороны, «Братья-мусульмане» непрерывно повторяли, что ислам является необходимой альтернативой авторитарным правительствам», — указывает историк.
«Стоит отметить, что по своему составу арабские общества никогда не были монохромными. Исламисты пользовались поддержкой где-то трети населения, не больше. Однако при поддержке правительств, финансировании монархий Персидского залива исламисты структурировались через деятельность школ, мечетей и телевидения. В условиях диктатуры исламизм становился альтернативой», — говорится в статье.
«Арабские страны выживали, балансируя между туризмом, иностранным кино, ваххабитскими проповедниками, национализмом, морализмом государства и социальной работой «Братьев-мусульман». Увеличился поток мигрантов на Запад, приводя к усилению идеологических и социальных противоречий. Мировой экономический кризис не пощадил хрупкие экономики, не имеющие опоры на нефть. Бедные слои населения, левые силы, меньшинства, либералы и молодежь объединились в революционном порыве. Исламисты набирали голоса в ходе выборов благодаря своей организации, внешнему финансированию и низкой избирательной активности, — пишет автор. — Но они не смогли выполнить данные обещания, конституционные проекты не были реализованы, экономический кризис усиливался. «Братья-мусульмане» не смогли справиться с экономикой».
«Народ вновь потребовал уважения достоинства и прав человек, хлеба, свободы выражения, справедливости, доступа к образованию и работе, а также — положить конец пыткам и произволу, авторитаризму государства, провести свободные выборы, предоставить права меньшинствам. Никогда раньше в арабском мире вопрос о религии и светскости не обсуждался так широко. В Тунисе и Египте СМИ обрели свободу. Революция захватила умы. Гегемонистские практики «Братьев-мусульман» были дискредитированы. Отсюда такой порыв, такой накал страстей», — говорится в статье.
«Ни египетская армия, ни «Братья» не смогут управлять государством, переживающим революционные схватки. Арабская революция лишь начинается. И только возвращение ускоренными темпами к избирательному календарю позволит надеяться на то, что еще можно избежать худшего и спасти коптов», — заключает историк.
