Почему воюет Владимир Путин, где корни его культа личности и милитаризма, и как это связано с историей России, — мнение Якова Кротова.
Культ личности есть, прежде всего, отрицание личности. Особенно этим грешил абсолютизм. Абсолютное возвеличивание одного (“Франция — это я”) вело к абсолютному отрицанию всех. Именно это, а не экономические проблемы, привело к Французской революции, хотя те, для кого личность ничто, а деньги — всё, до сих пор этого не знают. Положение чуть улучшилось в XIX веке: “романтический герой” — это личность, освобождённая из Бастилии, не обязанная служить никакому самодержцу. От Карлейля до Раскольникова XIX век воспевал личность, да только самой высокой ноты взять не мог. Личность отождествлялась с достижением, с подвигом, с открытием и творчеством. Такое понимание личности отлично уживалось с поистине королевским игнорированием тех, кто “прах земной”. С расизмом, евгеникой, обзыванием людей “массами”, “толпой” и прочими нехорошими морковками.
Мы живём в отличное время, когда нормальные люди знают: личность — это каждый. Дебил, аутист, чернокожий, лесбиянка, человек толпы, пьяница, шизофреник. Президент или бомжара.
Проблема в том, что нормальных людей мало, да и те, какие есть, устают быть нормальными. Тогда и воскресают мифы о роли личности в истории. Что характерно — это всегда чёрные мифы. Выдающуюся роль может сыграть лишь злодей. Старушку убил — личность! Верю! А что старушку можно воскресить, что она вообще не старушка, а яркая личность — не верю. Что Путин (Ленин, Петр Первый, Иван Грозный, Иван Калита — нужного подчеркнуть) превратил Россию в гнусную деспотическую империю — верим! Что это не личность сделала, а личности, и что как сделали, так и переделать можем — не верим! “И совершенно напгасно, батенька!”, — как сказал бы один несчастный, разменявший свою личность на власть.
Нет и не было никакой рвущейся к демократии России, которую соблазнил (изнасиловал, зазомбировал, зацеловал, запугал) нехороший Путин. В 1991 году не было никакого порыва к свободе. В перестройку не стремились к демократии. Стремились потреблять по-американски. А вкалывать по-американски, по-американски учиться, по-американски уважать ближнего, шарахаться от лгунов, уметь работать в команде, защищая при этом свою неприкосновенность, — о нет, об этом не говорили ни слова! Этого не понимали, а если бы поняли — не приняли бы! И в 1990-е годы последовательно, знакомясь с Западом лично, отвергали западные нормы нравственности.
И это — общая проблема жителей всех стран, прошедших через ленинизм. У тех, кто проходил через ленинизм не очень долго, как Прибалтика, эта проблема была небольшой (а всё же была), у тех, кто подольше… Каждое лишнее десятилетие — как ампутация одной из конечностей. Отсюда различие между той Украиной, которую завоевали ленинисты к 1920-му, и той, которую захватили в 1939-м. Никакие массовые расстрелы и ссылки, никакие заселения людьми из коренной ленинистской глубинки не сгладили ситуацию.
Не Путин породил имперскую, шовинистическую, хищную, милитаристскую Россию — она его породила. Она и Ленина породила — как замену Николаю Второму, который оказался плохим воякой, Японии проиграл и собрался проигрывать кузену Вильгельму. Демократы поддерживали Ельцина через силу, а большинство-то им восхищалось в пику Горбачёву, который был недостаточно кровав. Германию отдал, это ж надо! И Ельцин оправдал надежды, начав воевать в Чечне и в других кусках империи. Лишь меньшая часть народа — очень малая — протестовала против этих войн, которые были ровно из той же серии, что война в Украине. Большинство ворчало, но воевало.
Люди, которые в 1990 году были настроены оптимистически, попросту не хотели видеть горькой правды. Их можно понять, но подражать им не следует. Корни российского милитаризма намного глубже даже Ивана Калиты. Они уходят в сердце бабы Мани и дяди Вани, в похоть власти над женой, над детьми, да и над родителями, не говоря уж о соседях. Откуда растёт эта зараза не так важно, как то, что выкорчевать её можно. Не быстро, конечно.
Не Путин начал воевать, чтобы сохранить власть. Это начал Ельцин. Только важно помнить, что первое свойство милитаризма — маскироваться. Ни один милитарист не хочет воевать. Русские не хотят войны, упаси Бог! Русские хотят подворовывать и подхалтуривать, но не расплачиваться за подворовывание и подхалтуривание. Русские хотят отыгрывать свои неудачи на других, не более того. Но и не менее. Лучший способ нерадивому рабу избежать расплаты — стать рабовладельцем. Так и начинается миротворчество с буками.
Продолжаться такое может бесконечно, если быть ленинистом — то есть надеяться на какого-то дядю, надеяться на то, что существуют некие “законы истории” или хотя бы “Божий суд”, что существует некое “дно”, некий “предел”, дальше которого гнусь и дрянь не пойдут, а начнут сами себя исчерпывать. Да, в физическом мире, если засунуть голову в петлю и прыгнуть в пропасть — убьешься. Но в мире духовном падение может быть если не бесконечным, то очень долгим — во всяком случае, жизни жертвы не хватит, чтобы дождаться избавления. Российский милитаризм может длиться вечно, если личность не будет ему противостоять. Каждая — на своём месте, конечно. Качественно работать. Не давать взяток. Не воровать. Не бить детей. Не пытаться по кривой объехать закон. Не надеяться, что коррумпированный начальник тебе поможет. Он, кстати, может и помочь — но нельзя принимать такую помощь. Злу надо сказать словами Гоголя-Бульбы: “Я тебя породил, я тебя и убью!” Или, как минимум, “даже если ты меня убьёшь, я тебя порождать не буду!” А остальное уже не от нас зависит, но это — много, и это — от нас зависит.