В конце января 2000 года Уильям Сэфайр (William Safire) написал статью в New York Times под заголовком «Грядет путинизм» (Putinism Looms). Владимир Путин исполнял обязанности президента Российской Федерации всего месяц, однако Сэфайр сумел разглядеть, что новый кремлевский лидер создает собственный культ личности, «скрывает правду» и полон решимости «возродить власть России».
На протяжении остававшихся ему девяти лет жизни Сэфайр часто возвращался к этой теме. Он расширил определение путинизма, когда субъект этого понятия начал подавлять инакомыслие, закручивать гайки средствам массовой информации, изгонять из страны и бросать за решетку тех, кто выступал против него, обхаживать Китай как противовес Соединенным Штатам, и делать все возможное, чтобы запереть страны «ближнего зарубежья», то есть, бывшие советские республики, в сфере российского влияния.
Украина, ставшая колыбелью русской цивилизации, а также хлебной корзиной и крупным промышленным центром СССР, всегда вызывала у России нервную обеспокоенность в связи с представлениями о посягательстве Запада на постсоветское пространство. Русские часто говорят, что чувствуют потерю Украины как иллюзорную боль в ампутированной конечности. И все равно возникло настоящее потрясение, когда Путин, возмущенный тем, что проевропейские протестующие свергли в Киеве коррумпированный и репрессивный промосковский режим, аннексировал Крым и начал разжигать сепаратистское восстание в восточных и южных областях Украины.
Агрессивность Путина можно понять только на фоне того, что является определяющей темой его президентства: стремления повернуть время вспять. Он на протяжении нескольких лет дезавуировал преобразовательную политику своих непосредственных предшественников и восстанавливал главные символы советской системы в пределах Российской Федерации. Но наряду с этим появились признаки того, что при наличии возможностей Путин постарается расширить свою программу действий и укрепить свою власть, вынеся ее за пределы российских границ. Именно такое наследие он надеялся оставить после себя.
В 2005 году он произнес свои знаменитые слова о том, что распад Советского Союза стал «величайшей геополитической катастрофой века». Спустя три года Россия вторглась в Грузию и предоставила «независимость» двум ее самопровозглашенным этническим территориям — Абхазии и Южной Осетии. Но лишь в этом году Россия начала территориальную экспансию с применением военной силы, захватив Крым и объявив его своим. Одновременно Путин объявил о праве России «защищать соотечественников и сограждан», то есть, русскоязычные меньшинства, в любой точке ближнего зарубежья — от Эстонии в Прибалтике до Казахстана в Центральной Азии.
В этом заключается самое пагубное проявление путинизма: он нарушает нормы международного права, отменяет прежние российские обязательства по соблюдению суверенитета и территориальной целостности соседей, порождает риск выхода из-под контроля и разжигания обширного конфликта, а также создает прецедент для других ведущих держав, которые при необходимости могут применить собственную версию доктрины Путина (подумайте, например, о Китае и о его ссорах с Вьетнамом, Филиппинами и Японией из-за территорий и притязаний на морские участки).
Хотя Путин заработал суффикс —изм, который Сэфайр прикрепил к его фамилии 14 с лишним лет назад, то явление, которое он олицетворяет — его содержание, мотивы и логическое обоснование — возникли еще до появления самого Путина на политической сцене. Многие исследователи новейшей российской истории, имевшие дело с Путиным, включая меня, ретроспективно относят истоки его политики к периоду более чем четвертьвековой давности, когда шла битва между советскими реформаторами и их реакционными и реваншистскими противниками.
Что касается роли Путина, то я могу сделать лишь одно умозаключение: либо он страховался, не зная, чем закончится это внутриведомственное противостояние, либо активно поддерживал Квашнина и Ивашова, которые, в свою очередь, оказывали открытое неповиновение своему министру и старшему по званию Сергееву, не говоря уже о главнокомандующем Ельцине.
Ельцин потряс весь мир, назначив Путина на должность премьер-министра и сделав его своим преемником. Во время междуцарствия Путин активно формировал свой имидж защитника закона и порядка, и даже не скрывал своей причастности к военной кампании выжженной земли в Чечне («Это российское Косово», — постоянно напоминали нам.)
***
Такова предыстория. Прошло 15 лет, и мы сегодня переживаем очень серьезную и плохую историю, в которой Путин является главным действующим лицом и все больше нашим противником. Он стал (особенно в свой третий президентский срок) поборником тех людей в России, которые на протяжении четверти века выступали за откат назад во внутренней политике. Путин свернул демократизацию и лишил регионы прав и полномочий. Он заткнул рот средствам массовой информации и монополизировал их, превратив в орудие пропаганды и дезинформации. Он составил свой собственный, тщательно отредактированный словарь для восстановленных по существу основ советской власти.
Во внешней политике Путин заменил партнерство с Западом соперничеством. Он отверг европейский путь России и выбрал евразийский вариант. Жесткая речь Путина на мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году очень сильно напоминала обвинения Павлова и Крючкова, с которыми они выступили в 1991 году, заявив, что Горбачев позволяет иностранцам навязывать России свои интересы, правила и ценности.
Быстро прокрутим время вперед до марта этого года. Утверждая право России на аннексию чужих территорий, населенных русскими, Путин выступил с речью в Думе, которая очень напоминала заявления ельцинских врагов Руцкого и Жириновского из середины 90-х. Путин неоднократно выступал с собственными прорицаниями наподобие речи-предостережения Козырева 22-летней давности — однако говорил он вполне серьезно.
Что касается гласности, то она уступила место дезинформации такого масштаба, что The Economist назвал Россию мендократией — властью лжи, особенно в свете украинского кризиса. Российское государство и послушные в основном СМИ изо всех сил пытаются представить народное восстание против прежнего украинского правительства как заговор, инспирированный Западом. В попытке избежать ответственности за уничтожение самолета Малайзийских авиалиний МН17, который был сбит поставленной из России зенитной ракетой на спорной территории в восточной Украине, и за гибель 298 человек на борту Путин обвиняет в этой катастрофе украинцев, потому что это их воздушное пространство оказалось опасным из-за конфликта на земле — конфликта, который он сам и разжигает.
Такое обращение к Большой Лжи вполне соответствует стандартам ветерана Политбюро времен холодной войны Михаила Суслова, который отвечал за агитпроп и был похоронен в некрополе у кремлевской стены 32 года назад.
Когда Путин взошел на президентский трон, в его списке контактов появились имена из очень недалекого прошлого. Он пригласил на свою инаугурацию бывшего руководителя КГБ Крючкова, который организовал в 1991 году августовский путч против Горбачева. И он первые пять лет своего правления держал генерала Квашнина на должности начальника Генерального штаба.
Подчиненный Квашнина в приштинском гамбите генерал Ивашов сегодня является членом неформального путинского мозгового треста и вице-президентом (президентом — прим. перев.) сформированной недавно Академии геополитических проблем. А что касается главных мучителей Ельцина, то Руцкой до сих пор принимает активное участие в российской политике. Как и Зюганов. Когда он праздновал свой 65-й день рождения, там присутствовал Путин, подаривший ему первое советское издание Манифеста коммунистической партии. Жириновский хоть и остается на обочине, но в последнее время несколько восстановил свои позиции, поддержав сепаратистов на востоке Украины. Между тем, некоторые ветераны-путчисты появляются на видных ролях в составе сепаратистских сил в и вокруг восточной Украины.
Так что, хотя Путин довольно поздно вступил в ряды тех, кто вознамерился как можно основательнее восстановить советский режим, он в последние годы дает им возможность добиться успеха там, где они прежде терпели неудачу. Склад его ума таков, что он отражает , что он отражает тоску общества по лучшей поре российской геополитики, разочарование в оборотной стороне горбачевско-ельцинских реформ и недовольство политическими шагами Джорджа Буша-младшего и Обамы, такими как выход из договора по ПРО в 2002 году, вторжение в Ирак в 2003-м, западная поддержка цветных революций в бывших советских республиках Грузии и Украине в середине 2000-х, обретение краем Косово официальной независимости в 2008 году, а также второй и третий этап расширения НАТО в 2004 и 2009 годах, когда в состав альянса вошли шесть бывших коммунистических стран и три прибалтийских государства, аннексированных Сталиным после подписания пакта с Гитлером в 1939 году.
***
Призрак путинизма, который навис над Россией почти 15 лет назад и был замечен Сэфайром, сейчас нашел свое материальное воплощение в такой степени, что пошли разговоры о «путинской эпохе». Эта фраза — намек на то, что он будет с нами и с нашим потомством еще очень и очень долго. Но есть две причины усомниться в этом прогнозе.
Во-первых, что нового в путинизме? Вместо советской идеологии интернационализма Путин утверждает ультранационалистический тезис о том, что российская государственность должна основываться на этнической принадлежности. Путин использовал его на Украине для расширения российских территорий. Но его марка этнической геополитики, очень сильно отдающая запахами 19-го и первой половины 20-го века, это обоюдоострый меч. Такая геополитика может привести к потере российских территорий, поскольку значительная часть страны населена нерусскими этническими группами, которые вряд ли обрадуются и потерпят русского шовиниста в Кремле с крестом на шее, который виден, когда он выставляет напоказ свою голую грудь. Иными словами, Путин может невзначай приблизить то время, когда Кавказ и Центральная Азия станут уязвимы для джихадистов, которые уже сегодня планируют создать халифат на части территории Российской Федерации.
Вторая причина для сомнений в стойкости путинизма заключается в том, что в нем есть старого. Путинизм как система государственного управления по существу есть копия того режима, который не сумел модернизировать советскую экономику, нормализовать советское общество и в конечном счете не смог спасти советское государство от исчезновения. Кроме того, путинская концепция российской безопасности, как и концепции всех советских руководителей от Сталина до Черненко, обладает одной порочной чертой, обрекающей ее на провал: Россия не будет находиться в абсолютной безопасности до тех пор, пока все ее соседи не почувствуют себя абсолютно незащищенными и уязвимыми. В результате в мнимую путинскую эпоху Россия опять стала нервозным государством, которое само себе наживает врагов. Из-за такой антагонистической стратегии СССР не признавали в мировом сообществе в качестве надежной и конструктивной мировой державы.
В спорах о долговечности построенной Путиным системы следует учитывать судьбу того строя, который он по сути дела вернул к жизни. Речь идет о советской системе, а вместе с ней и о советском государстве, которое просуществовало всего 70 лет — столько, сколько живет простой смертный. Более того, эту систему и это государство уничтожили не иностранные враги типа тех, за кем подполковник Путин охотился в Дрездене 30 лет назад, или тех, кто подобно призраку преследует его в Кремле. Скорее, система выдохлась и скончалась в силу своих собственных патологий. Она не могла выжить в современном мире.
Сэфайр провел эту связь в своей написанной в январе 2000 года статье: «Парадокс заключается в том, что путинская эпоха означает неконкурентоспособную, слабую в экономическом плане Россию». Он предсказал, что результатом станет не «возрождение российской мощи, а угрюмая стагнация, которую назовут путинизмом». Иными словами, поскольку путинизм является сознательной попыткой вернуться к пережитым неудачам прошлого и взять их в качестве образца для будущего, он обречен.
Тем не менее, благодушие и самоуспокоенность со стороны Запада непростительны. При нынешнем руководстве Россия представляет прямую и непосредственную угрозу своим соседям, являясь деструктивной и сеющей рознь силой в европейской эволюции, а также потенциальной угрозой миру во всем мире. Она также мешает мировому сообществу справляться с другими угрозами, такими как климатические изменения и распространение ядерного оружия.
Но формируя новую стратегию в отношении Кремля в предстоящие месяцы и годы, мы также должны помнить, что Россия сегодня это не Советский Союз. Она не застряла в середине 20-го века, не говоря уже о веке 19-м. Она отнюдь не монолитна и не изолирована, как в старые недобрые времена. Ее народ глубоко прочувствовал, что это такое — жить в нормальной современной стране. Россия больше и прочнее, чем путинизм; она переживет систему Путина, как пережила советскую систему, которую он пытается возродить.
Строуб Тэлботт занимал должность заместителя госсекретаря в администрации Клинтона, а сегодня является президентом Института Брукингса (Brookings Institution).
http://inosmi.ru/
