В сталинские времена, еще до показательных процессов над вождями большевистской партии, была серия процессов над разнообразными вредителями – от инженеров до зимовщиков.
Эти процессы должны были объяснить, почему в только что победно индустриализированной стране случаются разнообразные аварии и проблемы – и иначе, как диверсиями и заговорами врагов объяснить это было совершенно невозможно. Ну и, конечно же, страх. Он был самым главным, определяющим мотивом. Бояться должны были все – и инженеры, и зимовщики, и крестьяне, и рабочие. Последние – особенно, – пишет Виталий Портников в своем блоге на “7 Дней”.
Мало кто помнит – в советской истории это, конечно же, не акцентировалось – что настоящая большевистская диктатура началась даже не с Октябрьского переворота, а с расстрела рабочей демонстрации в защиту Учредительного собрания. Режим, который объявил себя защитником интересов рабочего класса, начал с расстрела рабочих – и после этого защищаемых трудящихся будут разгонять и расстреливать везде и всюду, где к власти будут приходить рабочие партии. Советские граждане были, конечно, настолько запуганы, что после подавления рабочих выступлений и крестьянских восстаний в первые годы после переворота, после массовых репрессий и установления режима перманентного террора о каких-то рабочих демонстрациях странно было бы и подумать. Но когда режим вроде бы успокоился и перестал быть откровенно людоедским, случился новочеркасский расстрел. Расстрел рабочих.
Удивляться всему этому не приходится. Никакого отношения к рабочим или крестьянами большевики никогда не имели. Их режим подразумевал огосударствление частной собственности, при котором основными экономическими плодами пользовалось даже не государство – оно использовалось (и до сих пор используется) в России как распределитель – а узкий слой людей, “номенклатура”, новый класс по Восленскому и Джиласу. И понятно, что рабочие оказывались врагами этого нового класса, даже если они ни о чем подобном и не подозревали и считали захваченное номенклатурой государство своим. Их основная задача была – сидеть тихо, а если они не сидели, то против них направлялась вся мощь режима и его карательных служб. Вот почему в Польше в 80-е годы Польская объединенная рабочая – партия боролась с рабочим же профсоюзом “Солидарность”.
Когда социализм рухнул, это было вовсе не крушение государства рабочих и крестьян. Это было крушение государства коммунистической номенклатуры. На смену ей пришла новая номенклатура, которая уже не чуждалась частной собственности и готова была демонстрировать свои яхты, самолеты и загородные дома на весь мир. Но оказалось, что этой коррумпированной номенклатуре не по пути с людьми, которые хотели перемен в России. Так дрейф власти от сторонников реформ, от мелкого бизнеса, от “креативного класса”, который так и не стал средним, после известных событий на Болотной площади привел путинский режим к “Уралвагонзаводу”. То есть к ставке на тот самый обманутый рабочий класс, который предстояло обмануть еще раз.
Вся российская пропаганда последних лет, все шаги режима во внутренней и внешней политике, вся ностальгия по советскому прошлому, вся агрессивность по отношению к Западу, рассчитана именно на тех людей, которых в советское время уверяли, что государство построено для них, а не для низвергнутой буржуазии. Тут – практически то же самое. Буржуазия может сколь угодно долго расхаживать по Триумфальной площади в своих нелепых очках, а простой народ знает, что Путин защищает его интересы.
Но задача трудящихся при Путине – примерно та же, что при Сталине или Брежневе. Сидеть тихо. Дальнобойщиков, которые пытались прорваться к Москве после введения налога для путинских друзей Ротенбергов, компрометировали всей официальной пропагандистской машиной и останавливали всей мощью правоохранительных органов. Теперь история повторяется с трактористами, которые пытались организовать марш на Москву. Все участники марша задержаны, им пытаются предъявить обвинения в экстремизме.
Участники “Тракторного марша” – это самый что ни на есть электорат Владимира Путина. И ехали они как раз к Путину – пожаловать на местные власти. Однако Путин – кто бы к нем ни ехал и кто бы ни воображал его “отцом родным” – опирается вовсе не на трактористов и уралвагонмашзаводовцев. Он опирается на номенклатуру и силовые структуры – то есть примерно на те же слои, на которые опирались Сталин или Брежнев. Появление частной собственности сделало хозяев России богаче, но самой социальной структуры государства не изменило.
Главный вопрос тут – как долго российской власти удастся разыгрывать роман с “Уралвагонзаводом” и при этом арестовывать трактористов. Этот вопрос, между прочим, задавался журналистами как раз столетие назад – в последние годы Российской империи. Власть тогда тоже пыталась изобразить себя защитницей православного трудящегося люда, хотя была от него бесконечно далека. Стоит просто напомнить о попе Гапоне, рабочих союзах, о спонсировании “Черной сотни” – между прочим, вполне вариант сегодняшнего развития событий в России. И мы поймем, что то, что происходит сегодня, напоминает последний период существования Российской империи, чем последние годы СССР.
Журналистка Ксения Ларина подметила это сходство. Она напомнила, что в самые страшные годы сталинских репрессий люди могли спокойно гулять по городу, не опасаясь случайных прохожих. Тогда боялись стука НКВД в дверь, а не соотечественников. В последние годы Российской империи все было иначе. Власть стояла на страже закона, а “народ” мог устроить еврейский погром. Нечто подобное происходит и в современной России, когда “народ” травит несогласных журналистов или музыкантов, неизвестные по своей инициативе убивают Немцова или оскорбляют Касьянова – а полиция, как в доброе странное время составляет протоколы.
Возможно, Путину и его команде кажется, что они изобрели что-то новое, что эта “народная инициатива” вписывается в рамки “гибридности” – основного содержания политического курса современного российского руководства. Но в годы Российской империи все это уже было и ничем хорошим не кончилось. Спонсируемый и распропагандированный “народ” не смог защитить ни императора, ни государство. И на авансцену вышли совсем другие “народные защитники” – куда более жестокие и циничные.
Этот провал империи во многом был обусловлен фальшью, которая не могла не ощущаться. Государство и его правители жили своей жизнью, население – своей и попытка имитации иступленного патриотизма привела к полной потере уважения к государству у умеренных слоев населения.
В современной России мы наблюдаем тот же процесс. Путинский режим пытается изобразить себя в качестве защитника трактористов и дальнобойщиков, но быстро расправляется с ними при первой же попытке пожаловаться монарху на его окружение.
При этом все тот же знакомый иступленный “патриотизм” и нарочитое антизападничество – как и сто лет назад, со стороны людей, связанных с Западом экономическими интересами и образом жизни – приводит к тому, что думающая часть населения теряет какую бы то ни было связь не только с режимом, но и с государством и перестает себя с ним отождествлять. Я убеждаюсь в этом всякий раз, когда завожу речь о гражданской ответственности за действия российской власти – и получаю в ответ объяснения, что никакого отношения к государству либерально настроенные граждане не имеют.
Когда режим ослабеет, его не станут защищать ни интеллигенты, ни трактористы.
Виталий Портников
