Либеральная идея "себя просто изжила окончательно", заявил российский президент в интервью Financial Times накануне саммита G20 в Осаке. Однако он так и не предложил альтернативы", - отмечает обозреватель Le Monde Сильвия Кауфман.
“(…) Подобное заявление шокировало Запад. Почему же это интервью, своевременно данное британской ежедневной газете накануне саммита G20 в Осаке (в Японии), попало в самое яблочко?” – задумывается автор статьи. “Владимир Путин излагает там свое видение состояния мира, в котором, по его словам, Россия восстановила свое величие после трагедии, связанной с распадом Советского Союза в 1991 году. Из интервью мы понимаем, что в его глазах неизбежным следствием этого вновь обретенного величия является поражение “либеральной идеи”, понимаемой в англосаксонском смысле этого термина, наследии ценностей, провозглашенных деятелями эпохи Просвещения, – передает журналистка. – По его мнению, либеральная идея поощряет мультикультурализм, открывает границы для мигрантов и предполагает толерантность к количеству полов ( “я (…) не знаю, что это такое_, и “поэтому сама эта идея (..) вступила в противоречие с интересами подавляющего большинства населения”.
“В точку! На следующий день газета Financial Times, которая подверглась критике за то, что не задала Путину вопросы об Украине или коррупции, в энергичной редакционной статье стала опровергать тезис об устаревании либерализма, – пишет Кауфман. – Из Осаки председатель Европейского Совета поляк Дональд Туск решительно пишет в Twitter о том, что он отрицает смерть либеральной идеи. Глава британского правительства Тереза Мэй, готовящаяся покинуть свой пост, из последних сил выразила свой протест, за ней на этот раз последовал Борис Джонсон.
Что касается Эммануэля Макрона, то он рассказал, как “с самого начала” их переговоров он выразил Владимиру Путину свое “непримиримое несогласие”; “нет ничего лучше”, продолжил президент Франции, чем приоритет прав и свобод личности, являющийся сущностью либеральной демократии”.
Однако Макрон проявил гибкость, которой требует здравый смысл: “Мы не можем не отметить, что существует кризис демократической системы”, происходящий одновременно с кризисом “современного капитализма”. “Вот почему интервью президента Путина попало в самую точку. Потому что это происходит в тот момент, когда спустя тридцать лет после победы либеральной идеи над коммунизмом западные демократии чувствуют себя уязвимыми. (…)”, – пишет Кауфман.
“Но пусть демократы возьмут себя в руки! В самодовольных высказываниях Путина есть большой недостаток. Где его собственная “великая идея”? Какова его альтернатива “либеральной идее”?” – задается вопросом обозреватель.
“В виде шутки о своей преемственности Путин обещает, что в отличие от Великобритании, которая готовится к избранию премьер-министра одной из приведенных в замешательство партий, его преемник будет избран “через прямое тайное голосование, всеобщее прямое тайное голосование”: ” У нас демократическая страна”, – с улыбкой сказал он. Это была его единственная ссылка на альтернативу”, – размышляет автор статьи.
“На самом деле, здесь модель Владимира Путина определяется от противного, как отрицание либеральной демократии: по сути, она реакционная. Статья его советника Владислава Суркова,
“Долгое государство Путина”, опубликованная в феврале в Москве ежедневной “Независимой газетой” и на французском языке Фондом политических инноваций, предлагает более детальное определение путинизма, но мы понимаем, что российский президент воздержался от его изложения в интервью Financial Times: от этого дрожь по спине проходит, – считает Кауфман.
– По мнению Суркова, подобная модель основана на том, что “глубинный народ”, “доверяет только первому лицу”. Эта модель держится на доверительных отношениях, в отличие от западной модели, “культивирующей недоверие и критику”; еще она основана на том, что “постоянное пребывание в гуще геополитической борьбы делает военно-полицейские функции государства важнейшими и решающими”. “Сурков считает, что эта идеология, предназначенная для экспорта, уже “вмешивается в мозг” западных политиков. Возможно, так и есть”, – пишет журналистка.
“Но либеральная идея никогда не переставала вмешиваться в мозг народов или развиваться. Она всегда оставалась способной к совершенствованию. Ни Путин, ни его советник не объясняют, отчего, когда их граждане голосуют ногами, они, в основном, делают это в одном направлении, то есть в направлении из России на Запад, а не наоборот. Если какая-то страна в настоящее время и может претендовать на альтернативную модель, то это не Россия, а Китай, демонстрирующий то, как можно конкурировать в сфере технологических инноваций, при этом не допуская свободного распространения идей. В этом и заключается настоящий вызов либеральной идее, а не в ностальгии по традициям другой эпохи”, – резюмирует Сильвия Кауфман.
