Во время первого президентского срока Владимира Путина был создан новый праздник — День народного единства, который отмечается 4 ноября. Примерно в это же время в 1917 году произошел захват власти большевиками. Одна из целей нового праздника — приглушить значимость коммунистической даты.
Старый прием. На местах проведения языческих богослужений строились церкви. На месте уничтоженной нацистами Хатыни был открыт грандиозный мемориальный комплекс, чтобы отвлечь внимание от массового убийства польских офицеров по приказу Сталина в деревне Катынь. Об этом пишет Киммо Рентола, профессор политической истории Хельсинкского университета, Helsingin Sanomat.
Однако российский праздник связан не только с коммунистической датой. В этот день в 1612 году началось народное восстание, в результате которого из Москвы были изгнаны поляки. Вскоре был избран новый царь, Михаил Романов. Так закончилось продлившееся 15 лет Смутное время, когда государство находилось на пороге краха. Кризис был спровоцирован голодом, вызванным неожиданными морозами, и угасанием правящей династии Рюриков.
Тень Смуты так и осталась в Кремле. Крах государства и Смутное время повторились в России дважды: в конце Первой мировой войны в 1917 году, когда император был свергнут и к власти пришли большевики, и затем во время распада Советского Союза и после него. Выбором даты праздника Путин хотел показать, что кризис уже прошел, и государство вновь преуспевает.
Путин возродил учение Ивана Грозного о том, что государственный изменник предает самого правителя лично и даже Бога. Расплатой предателю служит смерть, и суд надо вершить даже вопреки здравому смыслу, как произошло в случае с отравлением Скрипалей.
В начале XVII века кризисом в российском государстве воспользовалась и Швеция. Собранные в Финляндии войска захватили Новгород. Царем планировали поставить брата короля Швеции, Карла Филиппа, тезку нынешнего принца. Из этого ничего не вышло, но по результатам мирных переговоров России перекрыли доступ к Балтийскому морю.
Этот кризис породил главное шведское произведение о России. Автор Петр Петрей де Ерлезунда (Peer Persson de Erlesunda) был сыном священника, служил несколько лет в России и там выучил русский. В своей книге он представил нравы русских достаточно грубыми: даже в церкви русские икали, рыгали или делали что похуже, и все вокруг только смеялись.
Пили много. И сейчас в России говорят: «Если ты не пьешь, значит, ты меня не уважаешь». Звучит знакомо. Тогда в стране только что появился процесс перегонки, и «была изобретена» водка. Русские женщины были божественно красивы, белы, изящны, милы, но были склонны к аморальному поведению — особенно после того, как выпивали (им тоже разрешалось). Петр Петрей, будучи послом и находясь на службе у Бориса Годунова, заметил, что в своих действиях русские умны, ловки и талантливы.
Путин — свидетель третьей Смуты. Он видел, как ГДР, считавшаяся сильной, распалась, и КГБ ничего не смог с этим поделать. Сейчас Путину мучительно читать те места недавно вышедшей книги Уильяма Таубмана (William Taubman), где говорится о том, как Михаил Горбачев становился все более зависимым от поддержки и благосклонности Запада.
Путин относится с презрением к своим предшественникам Николаю II и Горбачеву, которые не смогли сохранить свое государство. В числе наиболее почитаемых им людей — Петр I, а также поднимается статус Сталина. Согласно мартовскому опросу «Левада-Центра», впервые большинство россиян (51%) отнеслись к Сталину положительно. Негативно к Сталину отнеслись всего 14%. Ко времени прихода Путина к власти эти цифры были совсем другими — 41-38%.
Насколько это зависит от Путина, больше никогда не повторится период, воспринимаемый им как катастрофа. В этом свете он считает Украину такой же серьезной темой, какой когда-то была Польша, поскольку Украина бросает вызов Москве.
Одно из самых слабых мест в проекте Путина — вопрос о преемнике. В начале следующего десятилетия он станет актуальнее. В Москве по многим причинам внимательно наблюдают за тем, как Китай разрушил модель, которую создал Дэн Сяопин, а именно — обязательную смену руководства каждые десять лет. Сможет ли Восток изобрести рецепт, как провести смену власти после долгого периода самодержавия?
Вряд ли. В этом отношении демократия по-прежнему стоит на первом месте.
