В интервью корреспонденту DW Никите Жолкверу известный писатель Борис Акунин сравнил сегодняшнюю ситуацию в России со временем между двумя русскими революциями.
В работе прошедшей 15-17 июня в столице федеральной земли Бранденбург ежегодной германо-российской конференции “Потсдамские встречи” принимал участие известный российский писатель Григорий Чхартишвили, более известный под своим литературным псевдонимом Борис Акунин. На конференции он читал отрывок из своей книги “Черный город”, действие которой происходит в канун Первой мировой войны. Видит ли писатель параллели с сегодняшней ситуацией?
Борис Акунин: То, что происходит сейчас в моей стране, чрезвычайно похоже на то, что было сто лет назад. Это период между революциями: наступление реакции, возвращение в архаику, ожесточение нравов, демонизация оппонентов. Все это мы наблюдаем и в сегодняшней России, но по счастью (не хотелось бы сглазить) на очень сниженном и смягченном уровне. Сейчас мы наблюдаем взрыв ура-патриотизма, который очень похож на взрыв ура-патриотизма, охвативший Россию в канун Первой мировой войны, но думаю, что и вторая революция долго ждать себя не заставит.
DW: Как получилось, что вы стали одним из тех деятелей российской культуры, которые не поддались этому ура-патриотизму?
– Не поддались очень многие. Что касается тех, кто поддались, то среди них есть люди, которые искренне так думают, которым искренне нравится все, что делает Владимир Путин. Есть люди, считающие, что демократия – это не российский путь. Но есть и другие, которые выступают в поддержку официальной линии, потому что они не свободны. Человеку, у которого есть театр, музей или какой-то большой проект, кто зависит от государства, приходится делать выбор, что для него важнее: профессия или общественная позиция. Человеку совершенно свободной профессии, который ни от кого не зависит, вроде меня, очень легко говорить то, что думаешь на самом деле. Есть бумага, компьютер и русский алфавит, больше тебе ничего не надо.
– Если говорить о людях, которые “искренне так думают”, то неужели есть в России почва для антиукраинских настроений? Вроде бы братья и вдруг такая ненависть…
– Дело не в антиукраинских настроениях. Их, пожалуй, в России и нет…
– А все эти ярлыки: фашисты, бандеровцы, хунта?..
– Это все политическая риторика. Возмущение украинским Майданом вызвано тем, что Украина выходит из сферы политического влияния Кремля, а с точки зрения кремлевских правителей это плохо и неправильно. Они и в XXI веке продолжают мыслить категориями XX века, когда прямому политическому влиянию придавалось гипертрофированное значение. Сейчас гораздо важнее влияние экономическое и культурное. Они этого не понимают, в этом их проблема.
– Я на прошлой неделе беседовал с Михаилом Ходорковским. Он считает, что Украина может стать своего рода лабораторией. То есть, если у Украины получится стать нормальным правовым государством, то это послужит примером и для России. Вы согласны?
Дай Бог, чтобы так получилось. С моей точки зрения, важнее всего то, как сейчас поведет себя вновь избранная украинская власть. Я считаю, что Майдан – это антикоррупционная революция. Если новая власть окажется такой же коррумпированной, ничего хорошего не выйдет. Новая власть должна вести себя безупречно.
– Недавно вы выступили с прогнозом, что действующая система власти в России долго не продержится, что Россия в обозримой перспективе станет нормальной демократической страной. На чем основан ваш оптимизм?
– На знании истории. На твердом понимании того, что автократический режим архаичен и неэффективен. Я говорю не с точки зрения абстрактных идей и этики. Этот режим просто не может долго управлять такой большой и сложной страной. Он экономически и организационно неэффективен. В XXIвеке невозможно руководить Россией с помощью ручного управления, осуществляемого одним человеком, без механизма общественного контроля, сдерживания и распределения властей. Это все закончится банкротством, прежде всего, экономическим.
– Вы как-то назвали Россию преемницей “Золотой Орды”. Чем вы объясняете ментальный разрыв между Россией и Европой, который становится все глубже?
– Мы такие, какие есть, такая у нас генетика. Когда я говорю, что российское государство является в значительной степени преемником не византийской или западноевропейской, а золотоордынской традиции, это не означает, что я считаю, что это совсем плохо. В этом есть свои сильные и слабые стороны. В золотоордынском наследии не все так ужасно. Там есть очень продуктивные и сильные вещи.
Когда мы говорим о европейском или неевропейском пути развития, то обычно имеем в виду очень простую вещь: демократия или не демократия. То есть, степень участия общества в управлении государством. Но мы знаем немало примеров стран с традициями очень сильного государства, которые впоследствии, в результате эволюции стали управляться иначе. Например, Япония, Германия. Мне кажется, что в России сильное государство, безусловно, необходимо, во всяком случае, в переходный период. Но оно не обязательно должно быть жестко централизованным, в нем должны быть не поверхностные, а сущностные приметы настоящего федерализма. Кроме того, для России, где очень укоренены традиции произвола власти и коррупции, очень важны демократические институты, контроль со стороны депутатов, со стороны пускай не независимых, но хотя бы разнозависимых средств массовой информации. И, конечно же, невозможно жить в стране, в которой нет независимого суда.
– Вы оцениваете ментальный возраст России в 15-16 лет. Что, гормоны играют?
– Гормоны, конечно, играют. Это возраст, в котором человек еще плохо научился себя дисциплинировать, плохо понимает свою ответственность. А главное: он плохо понимает последствия своих поступков. Да, в этом смысле мы нация, еще не вышедшая из переходного возраста.
– А у вас не возникает желания плюнуть на все и уехать?
– Возникает. Периодически. Особенно сейчас. Мне стало тяжело и неприятно находится в стране из-за разгара шовинизма и ура-патриотизма. Я уезжал в Берлин из Москвы и любовался рекламными щитами, развешанными по всему Кутузовскому проспекту, на которых оппозиция изображена в виде бесов. И я там фигурирую с копытами. А ведь это моя страна, это мой город.
– Как в этой связи вы оцениваете шансы протестного движения? Почему оно не такое
массовое, как было на Украине?
– На Украине миллионы вышли на улицы, потому что люди там очень плохо жили. По счастью, люди в России живут обеспеченнее. И до тех пор, пока так оно и есть, миллионы на улицу выходить не будут. На улицу люди выходили в Москве не по экономическим причинам, а по этическим, эстетическим. Они хотят жить в другом обществе, участвовать в управлении государством, им невыносимо смотреть на происходящее в стране, на бесстыдство, на разгул коррупции, на вранье. Но никакое эстетическое движение в политическом смысле особенно сильным стать не может.
– А имеет ли вообще смысл в сегодняшней ситуации поощрять к протестам или это значит только подставляться?
– Очень сложный вопрос. У меня такое ощущение, что на нынешнем этапе у сторонников политической эволюции, к числу которых принадлежу и я, повестка дня закончена. То, что мы пытались делать последнее время и что у нас не получилось – прежде всего, из-за тупости и недальновидности российской власти, – было для нее способом мирного перехода. Власть это не поняла. Сейчас она себя такой возможности лишила. У Владимира Путина выбора уже нет. Он в любом случае закончит плохо. Это будет или дворцовый переворот, или социальный взрыв. Когда система отказывается от выборов, она не оставляет народу выбора.
