Раньше для инвесторов на развитых рынках политический риск, как правило, ограничивался узкой сферой, касавшейся политической позиции правительства относительно бюджетного дефицита и возможных компромиссов,
На протяжении многих лет политический риск отличался в зависимости от того, куда вы инвестировали средства — в развитые рынки или в страны с развивающейся экономикой. При этом прочность существующих институтов играла главную роль. Однако за последние восемь месяцев это различие стало менее значительным, и все больше инвесторов стали задавать вопросы о том, как лучше действовать в сложившейся ситуации.
Для инвесторов на развитых рынках политический риск, как правило, ограничивался узкой сферой, касавшейся политической позиции правительства относительно бюджетного дефицита и возможных компромиссов, дерегуляции и — иногда — торговли и либерализации капитала. Используя жаргон экономистов, можно сказать, что речь шла, скорее, о движении вдоль кривых, а не о значительных поэтапных сдвигах в этих кривых.
Иначе складывалась ситуация для инвесторов на развивающихся рынках, где политический риск легко мог включать в себя радикальные сдвиги в экономической ориентации, детализацию контроля за торговлей и капиталом, обменный курс и даже политику национализации и конфискации. Более того, как показывает пример ЮКОСа, который когда-то был мощным российским нефтяным гигантом, он может также включать в себя полное разрушение в других отношениях здоровой и прибыльной компании.
При объяснении этого заметного различия вопрос о доверии к институтам, их стабильность, а также уважение принципа верховенства закона служили самыми важными факторами. Наличие этих характеристик укрепляет экономическое и финансовое положение, а также способствует общей экономической стабильности и относительной предсказуемости.
До последнего времени этот принцип с успехом выдерживал многие изменения — в том числе в Греции, где к власти по итогам выборов 2015 года пришла СИРИЗА, коалиция радикальных левых. Она обещала провести значительные политические изменения, однако в конечном итоге стало использовать по сути тот же самый подход, что и ее гораздо более традиционные предшественники.
Затем состоялся референдум по поводу Брексита. Дэвид Кэмерон, бывший тогда премьер-министром и лидером Консервативной партии, совершил то, что сейчас воспринимается как крупный политический просчет. Он провел в июне прошлого года референдум по вопросу о том, должно ли Соединенное Королевство выйти из Европейского Союза. Неожиданная победа сторонников кампании, проходившей под лозунгом «Выйти», лишила Кэмерона его поста, а теперь результаты голосования заставляют инвесторов и бизнесменов задавать себе весьма важные вопросы относительно тех законодательных рамок, которые будут регулировать экономические и финансовые отношения этой страны со своими главными торговыми партнерами.
Сегодня время привести политические риски на рынки пришло во Франции. Перед запланированными на весну президентскими выборами необычные и неожиданные события в традиционных партиях по обе стороны политического спектра предоставили возможность Марин Ле Пен, лидеру крайне правого Национального фронта, стать серьезным кандидатом в гонке за право стать хозяином Елисейского дворца. На фоне призывов ее партии выйти из еврозоны торговля французскими правительственными бондами резко выросла на прошлой неделе, как и связанная с рисками разница в их доходности по сравнению с немецкими облигациями.
В результате мнения инвесторов по поводу отношения к политическим рискам, когда речь заходит об оценке бондов, акций и обменного курса развитого рынка, похоже, стали расходиться. По понятным причинам мало кто видит необходимость — по крайней мере, в настоящий момент — использовать методологию развивающегося рынка. Однако бездействие становится все более некомфортным с учетом того, что направленные против истеблишмента движения продолжают укреплять свое влияние в некоторых развитых странах.
Ответом вполне может послужить медленная и постепенная эволюция, а не революция.
Маловероятно, что рынки смогут игнорировать рост политических рисков в развитых странах. Поэтому меры, касающиеся волатильности — за исключением защиты от хвостовых рисков (или от обвала), остаются слишком незначительными. В конечном итоге слишком много лет экономического роста — слишком хрупкого и недостаточно инклюзивного — способствовали появлению отношения, характеризуемого сочетанием политического гнева, недоверия к институтам и потере доверия к экспертному мнению, формируемому как государственным, так и частным сектором. Однако свойственные развитым рынкам верховенство закона, личные интересы — пусть и не самого просвещенного толка — а также давно существующая система сдержек и противовесов, скорее всего, выступят в качестве сдерживающих сил, снижающих вероятность сдвига в сторону ценового режима, характерного для развивающихся рынков.
