В первые дни войны я услышала от шахтеров знаковую фразу: "Нам всё равно, чьими рабами быть". Тогда же я осознала: "На Донбассе не будет массовой поддержки "русского мира", - пишет в блоге писательница, юрист Алена Степовая.
Впервые дни войны я услышала от шахтеров знаковую фразу: “Нам всё равно, чьими рабами быть”. Тогда же я осознала:
-На Донбассе не будет массовой поддержки “русского мира”. Это первое.
– Донбасс и свобода – понятия несовместимые. Это второе.
Инфантильное шахтерское “за нас всё решат”, с одной стороны сыграло на руку Украине. Ведь, например, если бы свердловский 18 000-ный шахтерский коллектив (имеется в виду работников ТОВ ДТЭК “Свердловантрацит”) массово взял в руки, – предоставленное россиянами “гуманитарное”, оружие, всё равно это была бы гражданская война.
А рядом бы ополчились 16-тысячные шахтерские Ровеньки, Антрацит… и так далее. И это не считая не шахтерского населения плотнозаселенных промышленных городов.
Ихтамнеты, не пересекая границу, и открыто не участвуя в боях, просто поставляли бы “гуманитарный” военторг и, потирая руки, смеялись бы в Кремле над тупостью крошащего друг дружку украинского люда.
Я уверена, это и был план Кремля. Не зря они долго не заходили, а занимались только подпиткой “народного” негодования, поставляя на митинги титушек из Белгорода.
Сил организаторов “русской весны”, в плане собрать на митинг исключительно из местных, не хватало для организации Антимайданов в Луганске, Харькове и Донецке. Сеанс одновременной игры не получался. Поэтому “туристы” из Белгорода и катались туда-сюда. “Руссколюбные” митинги были в этих городах в разное время. Сил собрать их из местных, не хватало, я это просто подчеркиваю. Поэтому и пришли гирковцы-стрелковцы. Поэтому и пришлось “кукловодам” под Иловайск вводить уже регулярные части армии РФ.
Инфантильное шахтерское “за нас все решат”, было прогнозированным теми, кто знал внутреннюю ситуацию Луганской области и, в частности, шахтерской жизни.
Шахтеры всегда были ведомыми. Их вели на митинги в 90-х. Ими “сделали” “приватизацию” шахт. Ими управляли “выдвигая” на забастовки. Я помню, как в 97-м решали вопросы с выплатой 13-й зарплаты. На собрании шахтерских коллективов был поставлен вопрос “нужен ли шахтерам (не предприятию), а именно шахтерам вентилятор для подачи воздуха в шахте”. Ответ был прогнозируемый, – нужен. В шахте теряли сознание без воздуха, сердечные приступы уносили по несколько жизней в неделю. А вентилятора, способного подавать воздух в забой, на предприятии не было. Шахтерам предложили отказаться от 13-й зарплаты для покупки вентилятора. А чтобы компенсировать “материальную потерю”, на бригады купили по паре ящиков паленой водки и организовали шашлык. Шахтеры весело проголосовали “за” вентилятор и отказались от получения 13-й зарплаты пожизненно.
Были шахтеры ведомыми и в политике. Генеральный директор государственного объединения “Свердловантрацит” всегда был членом провластной команды, а значит, шахтеры голосовали, как надо и куда надо.
С массовых выступлений 90-х, когда шахтеры действовали единым фронтом, прошло много времени. Шахтеров научили ненавидеть и бояться свой профсоюз, так как он действительно атрофировался и решал вопросы исключительно против трудовых коллективов. Невыплатой зарплат или уменьшением ставки шахтеров приучили быть лояльными к власти.
Страх потерять работу, – ведь шахтер попросту ничего другого и не умеет в жизни,- страх остаться без зарплаты, голодным, не отдать кредит… Донбасс все эти годы жил в страхе.
Свердловск Луганской области, город в котором я жила до декабря 2014 года, десятки лет был первым по количеству онкологических заболеваний, заболеваний щитовидной железы, детской смертности и рождению детей с внутриутробными аномалиями. С этим также мирились. Это считалось нормой. В городе горели 45 породных отвалов, и никто не выступал за выполнение предприятиями банальных экологических норм. Более того, люди сами активно вывозили мусор в заповедник, местные овраги. Количество свалок, потрясало. К 2010 году в городе не оставалось мест, где можно было бы отдохнуть, не порезав ногу, не наступив на ржавую проволоку или расположиться так, чтобы в районе 10 метров от места отдыха не было свалки.
Когда я выступила против предприятия-загрязнителя, на тот момент государственного предприятия “Свердловантрацит”, люди (те же шахтеры) выступили против меня, по причине – мы привыкли так жить.
Мы привыкли так жить! – кричали нам, экологам-активистам на митингах,- что здесь такого, наши деды жили возле терриконов и возле них умерли.
Донбасс не говорит о будущем, никогда, только о смерти. Знаете, вот это “жили недолго и не счастливо, и умерли в возрасте 40-лет от разложения легких”.
Большую часть жителей на Донбассе не беспокоили вопросы гигиены, экологии, гигиены отношений, санитарного и морального окружения. Ухудшение природной экологической обстановки привело к ухудшению моральной экологии каждого третьего жителя (если брать довоенную статистику уголовно-гражданских производств, уровня жизни и уровня заболеваний, и военную, уровня поддержки и доверия раша-тв).
Понуро брести на работу, понуро пропивать заработанное, выполнять решения власти. Какими бы абсурдными они не были. Это Донбасс!
Когда на Луганщине монополизировали коммунальное предприятие “Лугансквода” (русские монополизаторы, если что), взяв предприятие в концессию, то население выполняло, не оспаривая и не задумываясь, все абсурдные требования концессионера.
Всем копать колодцы для установки водяных счетчиков возле дворов, – приказал концессионер.
И все пошли копать! Разрушая проезжую часть, устраивая аварии, взяв кредиты, беря в долги, нанимая “строителей”. В городе стали плодиться фирмы, предоставляющие услуги “яма под ключ”. Тех, кто не копал, отключали от водоснабжения, судили, угрожали выгнать в работы (например, с шахты, хотя концессионер не имел такого права). Никто не спорил! Никто!
Подав жалобу на неправомерные действия компании “Лугансквода” в прокуратуру, я столкнулась с угрозами жизни, здоровью. Представители компании “Лугансквода” вламывались ко мне домой, угрожали лишить меня материнских прав (сотрудники водоканала, если что), отдать моих детей в детский дом или пустить (у меня дочки, на тот момент им было 5 и 9 лет) по рукам. Это говорили женщины-юристы. Контролеры, работника компании “Лугансквода”. Мы выдержали все. Даже тупость Свердловской прокуратуры, которая не заметила, что концессионер требует от физических лиц исполнения норм, относящихся к юридическим лицам, установленных нормативным актом, утратившим силу в 1991 году.
Против действий частной компании, получивший водяные сети Луганщины в концессию весьма спорным путем не выступил никто: ни люди, ни прокуратура, ни власть города.
Луганщина многострадальная земля.
В эпоху кучмизма, ее отдали в феодальное пользование так называемым Луганским комсомольцам, которые и грабили ее до весны 2014 года, пока не устроили на этой земле кровавый ад.
В 2007 году землю Луганщины начали активно уничтожать копанками. Копали те, у кого была крыша в Донецке или у ментов (СБУ и прокуратура так же были в теме).
Копанки, как норы червей, вскрывали и плодородные пашни, и степи национального заповедника.
Уголь с копанок шел в Россию. После того, как в Гуково – Шахтах РФ закрылись все шахты, уголь стал жизненно необходимой контрабандой. Там он грел, здесь обогащал.
Когда добыча угля с копанок стала давать до 40% от добычи угля в шахте, при минимальных вложениях, то есть минимальной себестоимости, уголь с копанок начали активно скупать и ТОВ ДТЭК и компании Иванющенко, которые после обогащения на фабриках, продавали его за границу.
Копанки не только убивали нашу землю. Они убивали людей. В копанки шли те, кто из-за проблем со здоровьем или алкоголем (наркотиками, СПИД, ВИЧС, туберкулёз, гепатит) не проходили медосмотр и не получали допуск на работу в шахты.
В копанки брали без трудовой, справок и вопросов.
В копанках умирали. От метана. От завалов. От передоза. При нарушении правил техники безопасности в результате неправильного ведения буровзрывных работ.
С копанками боролись активисты-экологи, правозащитники. С ними боролась СБУ, прокуратура, милиция и власть. Когда активисты вызывали наряд к копанке, наряд приезжал к ним домой. Когда мы делали заявление в прокуратуру, опрашивали нас, по 12-18 часов. Когда мы ехали пикетировать копанку, в автозаки попадали правозащитники-экологи. Местные СМИ писали о нас пасквили и обвиняли…в захвате власти. На нас заводили уголовные дела. А копанки работали.
С Сергеем Головневым, Максимом Бутченко и другими журналистами до войны мы делали много репортажей об угольно-экологической войне на Донбассе. Один из них, чуть не стоил жизни журналистам. Приехав к копанке возле Краснодона, нам пришлось уносить ноги от автоматчиков на “Нивах”. Война на Донбассе шла всегда.
Когда в 2011 году на поселке Володарском в результате взрыва на копанке завалило людей, владелец копанки решил просто закрыть ее. Бульдозером, утрамбовав обвалившийся вход. Не вызывая МЧС, спасателей, прокуратуру и не доставая тела. Женщины, потерявшие мужей, тихо выли возле “норы”. Никто не спорил. Никто! Ситуацию взорвали активисты, приехавшие к месту трагедии и вызвавшие СМИ ведущих телеканалов. такие трагедии здесь не редкость.
В Свердловске Луганская область, а это не самое активное место копачей, до войны, было более 15 смертельных случаев в нелегальных “норах”.
В ситуации тогда в 2011 году обвинили… активистов. Они “пытались пиариться за счет жизни людей. Мешали работе предприятия (!), которое даже не было зарегистрировано”, – визжал собственник, городской совет, чиновники, прокуратура и подконтрольным им СМИ города.
Жители поселка ополчились против активистов. Вдовам пообещали компенсацию. И они набросились на приехавших. Тела с шахты достали не все. Компенсацию владелец не заплатил никому.
Нас еще полгода таскали по следователям и прокуратуре, чтобы мы давали показания, как обнаружили копанку и как препятствовали деятельности этого предприятия.
То, что происходит на Донбассе – прогнозируемый выход деструктива. Им просто создали и показали врага (Киев, хунта, бандеровцы), чтобы они знали, кто виноват. И это показали не в марте 2014 года, нет. Это звучало всегда.
То, во что превратилась оккупированная часть Донбасса, гетто, не изменило состояния многих людей. То, что им предложили в качестве агитматериала и во что они безоговорочно поверили, это 24-летняя информационная бомба, которая тикала на Донбассе.
И люди здесь верят в то, что везде хуже, чем у них, ведь так они жили всегда. Априори не может кто-то жить по-другому.
Так мыслит среднестатистический житель Горловки, Енакиево, Макеевки, Антрацита, Красного Луча, Ровеньков. Чуть больше достатка, чуть изменили сознание свердловчан и краснодонцев.
Донбасс хотел свободы в своем рабстве, и он ее получил. Просто пришли другие хозяева и всё.
Есть те, кто говорит, “раньше было лучше”, но это не значит, что он признает в лучшей жизни заслугу государства Украина. Нет!
Люди, привыкшие, что за них решат (не важно, что), им назначат (неважно кого), им выдадут (хоть что-то, но бесплатно), им заплатят (хоть копейку, а приятно), их пошлют (хоть на@уй, но громко), не способны быть решающей силой ни войны, ни революции, ни перемен в собственной жизни.
Поэтому исход войны, должен быть для Донбасса жестким, чтобы те, кто пребывает в описанном мною состоянии, поняли, вернулся сильный хозяин.
Вчера на копанке вблизи пос. Вахрушево погибли двое мужчин. Лебёдочник опустил двоих рабочих в горную выработку, через час, не услышав сигналов и признаков ведения работ, поднял самодельное подъемное устройство. В нем находились два трупа. Шахтеры задохнулись. Метан.
Как в старые добрые времена “мвд лнр” “установило”, внезапно обнаружив, что копанка работала без разрешительных документов с нарушением всех возможных и невозможных правил техники безопасности. Работала так до войны и продолжила работу в войну. Вернее, в свободу. Полную свободу от обязанностей и прав.
Так как “милиции” тут же хлопнули по рукам коллеги из “мгб лнр” владелец копанки, решал вопросы с ними.
Виновны в своей смерти, так как грубо нарушили технику безопасности, – вердикт “следствия” погибшим. Или Донбассу?
