Политолог, доктор наук, профессор факультета мировой экономики и политики Высшей школы экономики Максим Братерский прочел лекцию «Невоенные рычаги внешней политики России». Публикуем 7 фрагментов этой лекции
1. В 2008 году произошли важные события для российской внешней политики – конфликт с Грузией и неудачное выступление Дмитрия Медведева на Лондонском саммите «Большой двадцатки» (где Россия попыталась довольно искренне посоветовать другим членам «двадцатки», как лучше и эффективнее организовать мировую экономику и финансовую систему, но никто выслушивать эти предложения не стал). Именно тогда окончательно развеялись иллюзии, которыми российское политическое сообщество жило достаточно долго: во-первых, то, что военная сила в современном мире практически не применима, во-вторых, то, что мировая экономика устроена естественным и справедливым образом, и те государства, которые лучше и эффективнее работают, и получают больше. Стало понятно, что это не так и что снова пора вернуться к понятию «силы», которая и определяет возможности страны на мировой арене. Как политические, так и экономические.
2. Эффективность таких инструментов как санкции, поставки газа, возможность использовать наличие валютных резервов для достижения политических альянсов и договоренностей зависит также от того, какое место государство занимает в мировой табели о рангах. Относится ли оно к тем государствам, которые формируют правила игры? Или к тем, кто эти правила выполняют?
3. На каких факторах основывается мощь? Это и военная сила с политической решимостью, и место в мировой экономике, мировой финансовой системе, и языковая и культурная экспансия, доминирование в сфере СМИ. Четкие пропорции между этими компонентами силы неизвестны. Более того, понятно, что одно может частично компенсировать другое. Недопустимо только полное отсутствие чего-либо. Абсолютно нищая страна, не имеющая никаких позиций в мировой торговле, но обладающая существенной военной силой, не может быть автором неких правил и иметь постоянно устойчивое влияние на мировой арене. Вместе с тем определенный недостаток военной силы порой может компенсироваться другими качествами.
4. Комплекс компонентов силы позволяет стране занимать некоторое место в мировой иерархии. Это место никому не гарантируется навечно: государства постоянно теснят друг друга, меняют своей статус. Когда-то гегемоном были США, когда-то – Великобритания, когда-то – Голландия. Вся история человечества – это смена мировых систем, мировых лидеров. В любой момент в мировой системе присутствуют три группы государств. Есть государства-лидеры, есть государства ведомые, которые в силу своего малого размера, политической слабости никогда не могут рассчитывать на какое-либо лидерство, а есть государства-претенденты, которые используют каждый удобный случай для того, чтобы подняться вверх по иерархии и стать лидерами.
Следует признать, что Россия – это региональная держава, держава-претендент. Мы не лидер, но мы и не ведомое государство. У нас не хватает ресурсов для того, чтобы подняться выше, но тем не менее у нас достаточно экономической, военной мощи для того, чтобы застолбить за собой некоторые позиции регионального масштаба, для того, чтобы вместе с другими «недовольными» пытаться улучшить свое положение.
5. Попытки рассматривать любые инструменты проведения внешней политики как суперэффективные и возможные в любой ситуации – неудачны. Потому что у всех этих инструментов есть предел эффективности. Пределом эффективности поставок газа является ситуация взаимозависимости. Потому что российские производители и поставщики газа ровно в той же степени зависят от покупателей, как покупатели от них. Использование дотаций для постсоветских государств в целях проведения ими выгодной нам политики разбивается о концепцию «платы за лояльность»: регулярно возникают ситуации, когда платить приходится все чаще и чаще. Торговые санкции помогают достигать неких целей, но только в том случае, если перед ними ставятся выполнимые задачи. И так далее. В разумных пределах эти инструменты работают, если ставить перед собой реалистические задачи, а не витать в облаках. Нельзя от них ожидать невозможного.
Давайте пытаться избегать крайностей. У нас есть свои преимущества, свои сильные стороны, но они не абсолютны. Амбиции должны быть соразмерны. Нас все время бросает в какие-то крайности. Либо мы рвем на себе волосы и говорим, что мы никто и звать нас никак, либо мы самые-самые-самые. Мы несколько раз стремились к глобальному лидерству и надорвались. Может, глобальное лидерство не та цель, которую нам нужно перед собой ставить? Все, что на ступеньку ниже, я вполне готов принять. Только не надо опять решать судьбы мира.
6. Есть ли у России энергетическое оружие? В том упрощенном понимании, какое пропагандировалось несколько лет назад, – что у нас есть здоровая энергетическая дубинка, которой можно в любой момент ударить по голове, – в таком понимании энергетического оружия у России нет. Если когда-то и было, то сейчас точно нет. Элемент силы из области энергетики постепенно уходит, остаются деньги.
7. В данный момент в российской внешней политике нет идеологии. Ее нет уже лет двадцать. Мне кажется, она нужна. Были попытки ее создать, написать, но не вышло. Идеология сама по себе – либо она есть, либо ее нет. Целенаправленные усилия нашего государства создать новую идеологию, интеллектуальную идею пока ни к чему не привели. Главное, чего русским не хватает для движения вперед, это не ресурсы, а скорее некого видения мира и видения себя в этом мире. Самая большая проблема – не переход к рынку и наличие или отсутствие демократии, а то, что мы не совсем понимаем, кто мы такие и куда мы идем. Это проблема общенациональная. Она, наверное, решится в скором времени, но мало что для этого можно сделать. Это никто не может придумать или написать, это произойдет само собой.
