Многие за время войны перестали воспринимать друг друга как людей. Это касается и ДНР-ЛНР, и Украины. Пока это так, мира не будет.
Об этом пишет британский журналист, The Economist Ной Снайдер.
В Славянске, когда он был захвачен ополченцами, я познакомился с одним из их командиров, мужчиной из Дружковки. Он служил в Афганистане четыре года, а потом занимался строительным бизнесом. Когда начался конфликт в Донбассе, он собрал знакомых и друзей и создал свою группу. Эти люди искренне верили во все то, что показывали по российскому телевидению. Они пригласили нас на свою базу – дом, в котором жили местные бабушка и дедушка, сын которых ушел воевать за ДНР. Мы с коллегой спросили: чего вы хотите на самом деле? И у каждого человека был совершенно разный мотив. Один хотел, чтобы Донбасс остался в составе Украины, но его жителей уважали. Другой хотел некую федерализацию. Третий — независимую республику. Четвертый хотел, чтобы в Донбассе произошло то же, что и в Крыму, и Россия присоединила регион. Пятый наш собеседник хотел движения до самого Киева или даже Львова. Но тогда никто из них не говорил о многолетней войне. Они ожидали, что все будет продолжаться где‑то месяц, не больше.
Когда я был последний раз в Донецке, я встретил этого командира из Дружковки и его людей. В Славянске у него находилось в подчинении не более 70 человек, а сейчас он один из лидеров батальона «Восток» и руководит несколькими тысячами. И я снова задал этот вопрос: “Чего вы хотите?” Командир ответил, что они готовы стоять до конца, много лет, пока враги не уйдут с их земли. А другой боец сказал, что это все может продолжаться до 2018 года.
В конце мая, после первой битвы за Донецкий аэропорт, было много погибших. На террасе гостиницы к нам с коллегой подошел заместитель Александра Бородая и сказал, что есть предложение поехать с конвоем Груз-200 до границы с Россией. Мы были в шоке, мягко говоря. До этого все отрицали любое участие РФ в конфликте. И вдруг прямым текстом сказали, что это тела 30 российских граждан, которые погибли в бою за аэропорт. Журналистов хотели использовать как живой щит, чтобы доехать до границы. Они думали, что украинцы собираются нападать на этот конвой. В то время украинские блокпосты были еще до границы с РФ. И мы поехали за этим конвоем. Украинские пограничники не знали, что делать. Никто не знал. В РФ машину никто не встречал. Тогда у меня появилось ощущение, что это дошло до какой‑то иной степени. Если уже тела пересекают границу — это все серьезно.
Я думаю, что вначале лишь 20 % местных были за ДНР, 20 % — за Украину. Остальным 60% было все равно, кто победит: они хотели хлеба, работы и спокойствия. Но когда начали погибать знакомые, соседи, родственники, нейтральное пространство, в котором сохранялась возможность компромисса и какого‑то диалога, существенно сузилось не в пользу Украины.
К сожалению, многие за время войны перестали воспринимать друг друга как людей. Это касается и ДНР-ЛНР, и Украины. Пока это так, мира не будет.
