Генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг подчеркнул, что вступление Украины в Североатлантический союз не должно зависеть от российских пожеланий и касается только самой нашей страны и участников альянса.
В этой констатации нет ничего нового и, кстати говоря, она не обещает Украине легкого присоединения к НАТО – потому что в союзе есть страны, прислушивающиеся к российскому мнению. И мы хорошо это знаем по истории с ПДЧ.
Но для российского руководства и такая постановка вопроса – крамола. России недостаточно, чтобы Украина, например, подала заявку на вступление в альянс, а ей отказали. России необходимо, чтобы этот отказ вначале обсудили с ней. С ней, а не с Украиной. В этом и есть суть российской политики на постсоветском пространстве – то, что Владимир Путин безуспешно пытается донести до своих западных коллег. Украина, конечно, может восприниматься до поры до времени как самостоятельное государство, но о ее судьбе и о ее внешней политике нужно разговаривать с “настоящей страной”. Потому что все мы понимаем – это Путин еще Бушу-младшему втолковывал – что на самом деле никакой Украины нет.
Такой внешнеполитический подход касается не только Украины и связан отнюдь не только с Путиным. Россия точно так же вела себя в период президентства Бориса Ельцина, когда началось расширение НАТО. В самой России тогда активно работали над Основополагающим актом, нормировавшим отношения с альянсом, никто не устраивал телевизионных истерик и не оккупировал чужих территорий. Но сама мысль о том, что Польша или Венгрия принимают самостоятельные решения, не получив соизволения из Кремля – и что западные партнеры не понимают, с кем нужно разговаривать относительно их вступления в НАТО, доводило российских руководителей до падучей. О том, что о вступлении Польши в НАТО нужно разговаривать не с Польшей, а с Россией, в Кремле тогда говорили вслух. Даже не стесняясь.
Но на Западе тогда проявили мужество и дальновидность. И не ошиблись. Российских танков под Варшавой нет и не будет. А под Симферополем они есть. И под Донецком тоже. Выводы, я думаю, очевидны: диалог с Росией возможен только в том случае, когда ты игнорируешь ее безумие. Когда ты общаешься с ней как с нормальной – то есть обычной – страной. Когда ты обсуждаешь с ней не отношения с соседями, а отношения с ней самой. Но как только ты начинаешь потакать сумасшествию, Россия моментально превращается в дикого зверя.