Российский президент надеется пересидеть кризис, но чем дальше – тем глубже уходит на дно.
Об этом пишет Павел Баев, политолог, профессор Института исследований мира (Осло).
Раньше одной из ключевых тем и вопросом для инвестиционных решений на Всемирном экономическом форуме в Давосе было неопределенное будущее России, но в нынешнем году эта тема намеренно игнорировалась. Россия действительно не имеет значения для главной темы форума в 2016-м – «четвертой индустриальной революции», в которой происходит слияние информации и индустриальных технологий, поскольку в этой революции она перешла из разряда отстающих в разряд неудачников.
Не попала тема России и на сессии «горячих новостей», посвященные замедлению экономического роста Китая и выходу Ирана из длительной изоляции. Ей нечего сказать по вопросу европейского кризиса мигрантов, и ей не удастся притвориться конструктивным партнером в урегулировании ситуации в Сирии, потому что недавние встречи американского госсекретаря Джона Керри и министра иностранных дел РФ Сергея Лаврова не принесли практически никаких результатов.
Российская и украинская делегации продолжали спорить о взаимных долгах, подлежащих выплате, но большинство европейцев остались безразличными, зная, что эти споры не прервут столь важное для Европы поступление газа.
Российские власти явно шокированы силой и глубиной длящейся уже пятый квартал экономической рецессии до такой степени, что Эльвира Набиуллина, глава Центробанка РФ и одна из ключевых фигур российской делегации, была вынуждена отказаться от поездки в Давос из-за стремительного падения рубля. В отсутствие разумной официальной оценки происходящего больше всего внимания привлекло заявление бывшего министра финансов Алексея Кудрина, озвучившего очевидный факт: падение неизбежно продолжится и в 2016 году.
Ничего, хотя бы отдаленно напоминающего план по борьбе с этим ужасным сокращением экономики, у власти, похоже, нет. Владимир Путин пытается сделать вид, что проблемы не существует, рассказывая предпринимателям, какие «новые возможности» открывает для них падение национальной валюты. Его главная цель – сократить уязвимость России перед внешним воздействием, так что он поставил перед российскими учеными цель разработки всех критически важных современных технологий внутри страны, назвав это вопросом национальной безопасности.
Этот политический призыв к тому, чтобы сделать Россию экономически самостоятельной, входит в конфликт с реалиями глобализованного мира и лишает страну возможности преодолеть кризис, приняв участие в новых международных проектах. Тенденция к самоизоляции усиливается тем, что на Западе все четче понимают: любая сделка с путинским режимом является не только сомнительной с моральной точки зрения, но и бессмысленной с практической, поскольку режим настроен на выживание в краткосрочной перспективе и лишен какого-либо стратегического видения.
Отвращение к Кремлю на прошлой неделе достигло новых высот с появлением отчета о деле Александра Литвиненко, убитого в Лондоне в 2006 году. В отчете указано, что преступление было «по всей вероятности» одобрено Путиным. Москва назвала заключение политизированным, но есть поводы полагать, что Путин считает это личным оскорблением, на которое нельзя не ответить.
Его ответ наверняка будет ассиметричным и направленным не на британские суды или бизнес-интересы, а на цели попроще. В этом плане поражает то, что Рамзан Кадыров выбрал именно данный момент для того, чтобы начать кампанию по преследованию «предателей», осмелившихся критиковать российскую политику или лично Путина. Кадыров явно действует, исходя из своих интересов – увеличение финансовых отчислений, вывод федеральных войск из Чечни и большая независимость от силовиков. Он искусно играет на страхе перед новой волной терроризма на Северном Кавказе, подавая себя, как единственную силу, способную сдержать эту угрозу, и намекая, что его уход может стать причиной войны на Кавказе.
Кадыров заявляет, что в период экономических трудностей нельзя мириться с политическим разбродом; таким образом, за прошлогодним убийством Бориса Немцова должно было бы последовать уничтожение других «врагов народа», включая Михаила Ходорковского. Путин надеется, что кадыровских демонстраций жестокости будет достаточно, чтобы запугать колеблющиеся элиты и уменьшить необходимость укреплять свою власть при помощи репрессий, поскольку он не совсем в состоянии это выполнить.
Ключ путинской игры – это отвлечение, чтобы о тупике в Украине забыли благодаря вторжению в Сирию, а политические убийства были заслонены угрозой, идущей с Северного Кавказа. Тем не менее, сложно поверить, что эскапады Кадырова, как бы отвратительны они ни были, отвлекут общество от стремительно сокращающихся доходов, а олигархов – от расследования западными судами их незаконно нажитых активов.
«Патриотическая» мобилизация, возникшая после аннексии Крыма, слабеет, и Путин не может заново разжечь ее при помощи новой победы. Он проигрывает и находится на распутье, не в состоянии идти ни вперед, ни назад. За последние несколько дней он принял ряд рискованных решений, и теперь не может ни справиться с их последствиями, ни предпринять логичные дальнейшие шаги. Он надеется пересидеть кризис, но чем дальше – тем глубже уходит на дно.
