Аналитик нефтегазового сектора Михаил Крутихин рассказал о состоянии нефтяного рынка и перспективах выхода их кризиса
Цена нефти марки Brent опускалась в среду, 22 апреля, ниже планки в 16 долларов за баррель. К этому привело повсеместное снижение спроса на «черное золото» в результате вызванного пандемией коронавируса спада экономики. На мировом нефтяном рынке возник небывалый дисбаланс, отмечают аналитики. Положение усугубляется тем, что нефтехранилища повсюду заполнены почти под завязку. Аналитик нефтегазового сектора Михаил Крутихин рассказал о состоянии нефтяного рынка и перспективах выхода их кризиса
“Думаю, что цены на физическую нефть, которые приближаются к 8-9 долларам за баррель марки Urals, близки ко дну. Дальше их опускать, по-моему, нет никакого смысла, и вряд ли они упадут ниже. У меня такое ощущение, что это и есть дно. А вот игра при торговле фьючерсами еще продолжится. Это был тяжелый урок, когда в понедельник цены на американскую нефть обвалились на Техасской бирже ниже нуля – как я понимаю, в порядке эксперимента. Но сейчас все извлекают уроки и серьезных колебаний в котировках июньских фьючерсов пока не наблюдается.
Добыча российской нефти уже перестала быть прибыльной. Считается, что минимум минимумов – это планка в 15 долларов (за баррель) плюс налоги. Это цена, при которой отрасль еще может как-то существовать. Если цена опускается ниже, тут уже не взимается ни вывозная таможенная пошлина, ни налог на добычу полезных ископаемых. Повышается цена – начинается сбор налогов. Однако даже при цене меньше 15 долларов (за баррель) компании все равно должны нести издержки, и налог на прибыль с них тоже снимают.
Добывать нефть невыгодно. Но проблема в том, что закрыть производство выйдет себе дороже. В России 180 тысяч скважин и большинство среди них (примерно 85 %) – обводненные скважины, там вода идет с небольшим содержанием нефти. На их консервацию потребуются огромные затраты. Дешевле продолжать убогую добычу.
У каждой крупной нефтяной компании есть свои нефтебазы, нефтехранилища на нефтеперерабатывающих заводах. Но это часть производственного цикла. Это не резервные запасы. Когда-то было предложение создать в Среднем Поволжье нефтебазу в виде стратегического резерва. Но все так и осталось на бумаге. Тогда никто не мог предвидеть, что появится необходимость участвовать в международных усилиях по манипуляциям с объемами добычи и экспорта нефти.
Полагаю, что до конца лета пандемия не закончится. Так что, скорее всего, процесс затянется. Даже если вакцину произведут и начнут применять, то раньше чем через год эффект от этого мы не почувствуем. Пока же идет пандемия, мировая экономика находится в состоянии рецессии или стагнации. Спрос на энергоносители не растет. Так, в Китае объявили, что справились с эпидемией в масштабах страны, что восстанавливается производство и потребление электроэнергии. Однако на самом деле речь идет процентах о 75 % мощностей. Пекин увеличивает импорт нефти, но для закачки стратегических хранилищ, а не для потребностей экономики. Так что, если мир избавится от вируса, то все равно спрос года два точно не догонит предложения на рынке. Поэтому цены останутся под давлением.
Российский бюджет рассчитан исходя из цены 42,45 долларов за баррель нефти. Естественно, недостающие деньги приходится брать из Фонда национального благосостояния (ФНБ). Вначале в Минфине говорили, что запасов фонда хватит на 6 лет (при цене нефти 25-30 долларов за баррель – В.В.), потом – что на 4 года. Недавно признали, что из ФНБ придется вынуть 45 % средств. Получается, что его исчерпают года через два, если не раньше. Есть, конечно, золотовалютные запасы, но какие у правительства планы относительно них, неизвестно. Кроме того, положение усугубляется тем, что российская экономика остается чисто сырьевой, рассчитанной на добычу сырья и его реализацию. Диверсификации никакой нет. Россию не зря называют «бензоколонкой цивилизованного мира». Если не выправится спрос на природные ресурсы, ей, конечно, будет труднее подниматься после кризиса, чем другим странам”, – говорит
