Саудовская Аравия надолго перехватила инициативу в региональном и глобальном масштабе.
За последние несколько лет внешнеполитическое сообщество уверовало, что в международной политике наступает новая эра. Отличительные черты этого порядка, сложившегося после окончания холодной войны, — соперничество сверхдержав и перестройка американских отношений с окружающим миром. И нигде они не ощущаются явственнее, чем на Ближнем Востоке, где союзники США развивают дипломатические, торговые и военные отношения ровно с теми державами, с кем Вашингтон по идее соперничает, — с Китаем и Россией. В то же самое время множество американских экспертов, аналитиков, чиновников и политиков призывают уйти с Ближнего Востока. Все это подтолкнуло многих из них к выводу, что новый региональный порядок будет создаваться в Пекине или Москве, пишет издание Foreign Policy.
Впрочем, есть много поводов для сомнений, и некоторые из них отчетливо проявились в последние недели. Острейший из них — непрекращающаяся ценовая война за нефть между Москвой и Эр-Риядом, которая продемонстрировала, что Россия переоценила свои возможности.
Контраст между тем, как бывший президент США Барак Обама якобы бросил египетского лидера Хосни Мубарака на произвол судьбы, а президент России Владимир Путин вторгся в Сирию на выручку Башару Асаду, произвел неизгладимое впечатление на арабских властелинов. Отрицательный образ США усугубляется тем, что у экономических и политических систем Ближнего востока гораздо больше общего с Россией, чем с США — это и зависимость от нефтяных доходов, и авторитаризм.
Вашингтон сам немало этому поспособствовал. В погоне за «энергетической независимостью», какой бы смысл Дональд Трамп в эти слова ни вкладывал, США сделали ставку на технологиях фрекинга и наводнили рынки природным газом и нефтью, добытых из сланца. Цены на энергоносители поползли вниз, и в 2016 году члены ОПЕК (главным образом, Саудовская Аравия) и Россия согласились ограничить добычу, чтобы их повысить.
Соглашение — по сути результат предыдущей нефтяной войны, когда саудовцы отказались сокращать добычу в тщетной надежде подорвать позиции американских сланцевиков — стабилизировало энергетические рынки. Цена за баррель нефти вернулась к уровню, когда у саудовцев и русских хватает средств на свои планы, — будь то войны (см. Украину, Сирию, Йемен, Ливию) или социальные преобразования. В конце концов план наследного принца Саудовской Аравии Мухаммеда бен Салмана на 2030 год — удовольствие не из дешевых.
Соглашение касалось добычи нефти, но открыло путь к переформатированию отношений в Персидском заливе. Для саудитов русские стали своего рода защитой от непредсказуемых США, где, несмотря на политическую дисфункцию и поляризацию, явно существует широкий консенсус о том, что с Ближнего Востока рано или поздно придется уйти. Россия, в свою очередь, благодаря сотрудничеству с Саудовской Аравией получила поддержку своей региональной политики и расширила влияние. За счет ли Америки или нет — вопрос спорный, но нередко имидж затмевает реальность. По крайней мере, Путин хотел, чтобы все поверили, что ему по силам оттолкнуть саудитов прочь от США, — как он уже проделал с турками и египтянами. Вот почему, когда Трамп не ответил Ирану военным ударом за обстрел саудовских нефтеперерабатывающих заводов в сентябре 2019 года, Путин отложил в сторонку издевки и предложил саудовцам купить систему ПВО С-400 (ту же систему вооружений ранее приобрела Турция, и это закончилось охлаждением между Вашингтоном и Анкарой).
И все же, несмотря на очевидное совпадение интересов Саудовской Аравии и России, особенно в сфере энергетики, саудовско-российской эпохе случиться было не суждено. И винить русским некого, кроме самих себя. Еще до убийства журналиста «Вашингтон пост» (The Washington Post) Джамала Хашогги о Мухаммеде бен Салмане говорили как о человеке порывистом и высокомерном. Он не раз доказывал правоту этих слов, и нетрудно себе представить, что цены на нефть за последний месяц обрушила как раз его горячность. Но это не тот случай. В начале марта Саудовская Аравия явилась на встречу ОПЕК+ (куда входят десять стран, не являющихся членами нефтяного картеля, включая Россию) и по сути сказала следующее: сейчас глобальная пандемия, спрос на нашу продукцию упал, поэтому давайте уберем с рынка миллион баррелей. С точки зрения Саудовской Аравии вполне разумное предложение, но русские его отвергли, заявив, что хотят оценить все последствия коронавируса для мировой экономики, прежде чем сокращать производство. Это было весьма нелепо, ведь к тому времени большинству уже стало ясно, что от коронавируса экономики закрываются одна за другой и спрос на нефть и газ падает.
Вероятнее всего, русские не захотели сокращать добычу, потому что рассчитывали навредить американским сланцевикам и отжать долю рынка у саудовцев. Потому-то те и рассердились, — им не понравилось, что их разводят. Тогда саудовцы предложили, чтобы они, русские и США сократили производство пропорционально. Русские же, по их словам, потребовали, чтобы саудовцы сократили больше всех. Российская позиция взбудоражила в Эр-Рияде опасения, что какое бы соглашение они ни заключили, у русских все равно останется стимул для обмана, чтобы подорвать доходы Саудовской Аравии и ее долю на рынке — худший из возможных исходов. В результате Саудовская Аравия со встречи удалилась, пообещав нарастить добычу до 10 миллионов баррелей в день, и стала предлагать большие скидки на свою нефть. Это была попытка запугать русских и заставить их вернуться за стол переговоров, но русские заявили, что низкие цены на нефть выдержат. Тогда саудовцы ответили, что тоже выдержат, и мировые цены на нефть рухнули.
США, похоже, пали жертвами этой нефтяной войны. Сильнее всего забеспокоились конгрессмены из нефтегазовых штатов. Но победителей здесь не будет. На это могут претендовать разве что китайцы: они могут рассчитывать, что восстановление от эпидемии начнут с дешевой нефти.
Как бы то ни было, этот инцидент, вероятнее всего, перечеркнет мысль, что Москва сыграет важную роль в установлении нового регионального порядка. Итальянский политолог и теоретик марксизма Антонио Грамши (Antonio Gramsci) некогда писал об interregnum или междуцарствии — времени, когда один порядок пал, а новый никак не родится. Именно тогда, заметил Грамши, проявляются «болезненные симптомы».
Сейчас мы находимся как раз в таком переходном периоде, и пусть ищущие новый порядок не обольщаются насчет очевидного укрепления саудовско-российских связей, — это признаки распада, а не предвестники новой глобальной системы.
