Украинские контрразведчики, по моим наблюдениям, люди совершенно другого замеса, нежели их российские, с позволения сказать, коллеги. Взрывать жилые дома точно не будут.
Что я думаю про историю со мнимым убийством и чудесным воскрешением Аркадия Бабченко? Сразу говорю: оценок спецоперации, проведенной СБУ, давать не буду. Пусть этим занимаются другие. Ведь в работе спецслужб у нас все разбираются отлично. Как в футболе. Или в политике.
А я подожду, пока в СБУ сочтут возможным раскрывать подробности этого дела и предъявлять граду и миру имеющиеся у них доказательства причастности российских спецслужб к попытке физической ликвидации неугодного человека.
Впрочем, высоколобых интеллектуалов, которые сперва лили слезы по Бабченко, а теперь, когда выяснилось, что он жив, набросились на него чуть ли не с кулаками, кажется, уже ничто не убедит.
Если честно, я потрясен — вместо того, чтобы говорить об очевидном: путинский режим выкопал ледоруб Меркадера, публичные расправы над политическими противниками мало-помалу становятся рутиной, а наши либералы (да и западные вслед за ними) обсуждают моральные и профессиональные качества человека, которого собирались убить.
Да еще при этом доказывают, что не могли, мол, российские спецслужбы планировать убийства Бабченко. Мол, какой смысл?! Чем он угрожал Путину?! Да Путину же это было невыгодно!
Ну да. Аргументы сногсшибательной силы. А Немцов чем угрожал? А Литвиненко? А Политковская?
И вообще, если начать вспоминать все, что натворил путинский режим за без малого двадцать лет своего существования, то окажется, что в половине случаев никакой выгоды для Путина не было – с точки зрения здравого смысла. Одни репутационные потери. Но — в логике цивилизованного демократического мира. А у Путина другая логика: врагов мочить в сортире на потеху российскому обывателю, все пытающемуся встать с колен, но при этом почему-то по-прежнему остающемуся в коленно-локтевой позе.
Еще очень неприятно поразило меня то, как либеральные коллеги Аркадия начали из своего безопасного и комфортного европейско-американского далека публично объявлять его недостойным высокого звания журналиста.
Ну ладно, одно дело, когда Бабченко отлучает от профессии главный редактор и единоличный владелец “Московского комсомольца” Павел Гусев — живое воплощение современного русского конформизма, рекордсмен по части выживаемости в совершенно агрессивной для журналистской профессии российской политической среде.
Павел Николаевич же прямо, как Анастас Иванович Микоян когда-то: “От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича”. Назначен руководить газетой еще при Андропове (!), продолжил при Черненко, потом при Горбачеве, потом при Ельцине — заодно тогда же приватизировав “МК”, и благополучно остается единым в двух лицах – хозяином и главным редактором — все бесконечные путинские годы. Ничего другого, кроме гневной отповеди предателю, я и не ждал от бывшего номенклатурного работника ЦК ВЛКСМ, превратившегося в газетного магната.
Но какой-нибудь самоназначенный блюститель высоких журналистских стандартов, который, сидя в своем уютном домике с садом где-нибудь за тысячи верст к западу от Украины, где пятый год идет война и каждый день убивают людей, рассуждает о том, имел ли право журналист Бабченко принять помощь украинских спецслужб, узнавших о грозящей его жизни опасности и предложивших ему защитить себя, кажется мне отвратительней любого бывшего комсомольского функционера.
Впрочем, не бывает бывших комсомольских функционеров — как и бывших чекистов.
Кстати, о чекистах. Другой ветеран русской журналистки Александр Минкин давеча на все лады ругал Бабченко за то, что он, мол, доверился СБУшникам, которые, по Минкину, дети КГБ, однояйцевые близнецы российских чекистов, внуки Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Вот ведь как вредно долго состоять в отношениях с Путиным – Минкин столько лет писал президенту открытые письма, пусть даже без ответа, что в итоге, похоже, заразился его взглядами на мир. А Путин, как, впрочем, и некоторые его ярые оппоненты, давно всем объяснил, что русские и украинцы — по сути, один народ. Значит, в России и в Украине все примерно одинаково. ФСБ = СБУ. И там, и там чекисты.
В действительности это — еще один пример того, как рассуждают об Украине люди, ни черта о ней не знающие и ни хрена в ней не понимающие.
На самом деле ФСБ и СБУ — совсем не одно и то же.
Еще в начале 90-х очень многие сотрудники КГБ Украинской ССР, не принявшие независимость своей родины, от которой они десятилетиями ревностно охраняли украинский народ, от досады уволились из “органов”. Одни ушли в частный бизнес, другие – у кого были связи в России – перебрались туда и продолжили там нести чекистскую службу.
В Украине же слово “чекист” и производные от него уже давно не то, что забыты – употреблять их в положительном смысле, как в определенных кругах в России, стало просто неприличным.
И даже при Януковиче нигде – ни в СБУ, ни в МВД, ни в других спецслужбах и правоохранительных органах Украины не висели портреты Феликса Эдмуновича, как они висят в России.
А после того, как вступил в силу закон о декоммунизации, то и фамилия Дзержинского исчезла с украинских географических карт. И родной город Брежнева, кстати, Днепродзержинск, теперь называется по-старому – Каменское.
Почитайте биографии генералов российских спецслужб. Почитайте биографии высокопоставленных российских чиновников. Бывших офицеров КГБ СССР (и бывших членов КПСС) там просто пруд пруди.
В Украине же в 2014 году после принятия закона о люстрации из СБУ были уволены все сотрудники, которые в советском прошлом служили в КГБ или окончили учебные заведения Комитета госбезопасности. Но знаете, сколько их к тому времени оставалось среди двадцати с лишним тысяч сотрудников СБУ? Смешно сказать – то ли 17, до 19 человек. Как говорится, почувствуйте разницу.
Между прочим, после аннексии Крыма и начала российской гибридной войны против Украины на востоке страны весной 2014 года в СБУ пришло – из патриотических соображений – немало хорошо образованных молодых людей с дипломами лучших вузов, в том числе иностранных, владеющих несколькими языками, которые прежде работали на высокооплачиваемой работе в частном секторе, в представительствах западных компаний.
Не хочу изображать сотрудников СБУ белыми и пушистыми – они люди особой профессии, принадлежность к которой во всем мире прививает порой человеку, увы, не самые лучшие качества. Но все же украинские контрразведчики, по моим наблюдениям, люди совершенно другого замеса, нежели их российские, с позволения сказать, коллеги. Взрывать жилые дома точно не будут.
А возвращаясь к Бабченко и профессии журналиста, которым он отныне якобы не достоин называться, осмелюсь спросить, а при чем здесь журналистика? В этой истории Бабченко выступал не в роли журналиста.
Он был частным лицом, которому угрожало заказное убийство. К нему пришли специалисты, рассказали об этом и предложили защиту. Он доверился им, как доверяется больной врачам: что ж, буду лечиться так, как вы настаиваете. Вот такими радикальными методами, раз вы говорите, что по-другому нельзя.
Как можно человека упрекать за то, что его хотели убить, а он спасал свою жизнь, а возможно и жизнь своей жены? Киллеры жен обычно не щадят, если они вдруг попадают к ним под прицел вместе с тем, кого им заказали.
Вы, чистоплюи, вы знаете вообще, что такое — чувствовать себя мишенью? Вас когда-нибудь заказывали? Вам приходилось из-за этого уезжать из родной страны?
И уж если говорить о профессии, не надо мне, пожалуйста, рассказывать, на что журналист имеет право, а на что не имеет.
Журналисты-расследователи за кого только себя не выдают – отдельная богатая тема. Проникают туда, куда вход воспрещен. Сидят часами в засаде, поджидая, когда появится объект их очередного расследования. Ведут скрытую съемку и аудиозапись. Покупают информацию, добывают секретные документы.
Криминальные хроникеры “садятся на хвост” полицейским, договариваются с ними, чтобы попасть на место преступления, водят с ними дружбу, чтобы выведать хоть какие-то подробности случившегося.
Там, где ведутся боевые действия, журналисты вынуждены сотрудничать и с военными, и со спецслужбами – например, для того, чтобы получить аккредитацию, и порой – о ужас! — мириться с военной цензурой.
Более того, журналисты вынуждены иногда сотрудничать даже с террористами. Чтобы освещать захваты заложников, например. Или готовить репортажи с территорий, которые контролируются террористическими организации.
Еще примеры нужны?
Что касается Аркадия Бабченко, я не собираюсь утверждать, что он во всем прав. Например, мне кажется, что он должен был несколько иначе повести себя в тот момент, когда произошло его сенсационное “воскрешение”.
Я думаю, что ему надо было заранее тщательно продумать – уж при его-то литературных способностях он мог это сделать! — и произнести какую-то более обстоятельную, прочувственную, покаянную речь. Рассказать, как в те долгие часы, пока все считали его мертвым, он переживал из-за того, что вынужден причинять коллегам, друзьям, почитателям его таланта, такие душевные страдания.
И еще – не надо было извиняться перед женой, раз она знала обо всем. Надо было поблагодарить ее за то, что не подвела, согласилась сыграть такую трудную и неприятную роль и доиграла ее до конца. А то многие подумали в тот момент, что Бабченко даже самого близкого человека не пощадил.
Аркадий же, к сожалению, выступил экспромтом и не очень внятно. Но надо знать Бабченко. При всей размашистости, резкости и бескомпромиссности его текстов, в обыкновенной жизни он, как мне кажется, человек безумно застенчивый, даже зажатый, чурающийся публичности, бегущий от нее. Мне показалось, в тот момент он думал не о том, как воспримут его выступление на брифинге, но о том, чтобы он поскорее закончился. Отсюда, наверное, та самая неловкая скороговорка, которая, возможно, задела чувства некоторых его друзей и коллег.
Но давайте будем великодушны и простим ему это. Главное, что он жив и здоров. Будем надеяться, что всех негодяев, которые планировали его убийство, в конце концов возьмут за одно место и выведут на чистую воду.
