"Народ Крыма" ‒ таким было самоназвание тех групп населения полуострова, которые были настроены враждебно к Украинскому государству и весьма благосклонно ‒ к Российской Федерации.
Правда, это название появилось не само по себе ‒ его придумали еще в конце 1980-х пропагандисты обкома КПСС.
При этом спикеры “народа Крыма” присвоили себе право говорить от имени всех крымчан, в том числе и коренных народов полуострова. А в 2014 году “народ Крыма” помог “вежливым зеленым человечкам” осуществить “возвращение” и куда-то быстро исчез, уступив место “Русскому Крыму”.
Что интересно: и та, и другая формулировки по очереди звучали из уст тех же политиков и журналистов, пишут Сергей Грабовский и Игорь Лосев для “Крым.Реалии”.
Поэтому, чтобы лучше понимать те процессы, которые развернулись и будут развертываться на полуострове, стоит посмотреть на население полуострова под этнополитическим углом зрения, определив, какие же группы действительно идентифицировали себя с “народом Крыма”, какие не протестовали против такой идентификации и использования ее в политических целях, а затем без сопротивления или даже с энтузиазмом влились в состав “русского мира”. Это поможет спрогнозировать то, как они будут вести себя в будущем в тех или иных обстоятельствах. Проблемы же, связанные с теми, кто себя к “народу Крыма” не относил, то есть c большинством крымских татар и частью этнических украинцев (а также представителей других этнических групп полуострова, главным образом части белорусов и очень незначительной части россиян), ‒ это уже другая тема.
Накануне российской оккупации население делилось на три основные этнические группы: русские ‒ 58%, украинцы ‒ 26%, крымские татары ‒ 15% (цифры взяты из экспертных оценок). Среди россиян существовали несколько групп по времени заселения ими полуострова. Причем эти группы заметно отличались друг от друга по политическим ориентациям.
Менее пятой части этнических русских, живших в Крыму в то время, составляли те, кто жил там до 1944 года и их потомки, остальные ‒ это представители четырех волн переселения и их дети. При этом среди этой категории следует выделять две основные группы: одна ‒ это те, кто сам или чьи предки жили в Крыму до 1920-25 годов, вторая ‒ те, кто переехал сюда (главным образом по разнарядкам большевистского руководства, начиная с середины 1920-х и особенно в 1930-е, до начала советско-немецкой войны).
Первая волна переселения после депортации коренных народов Крыма охватила период с 1944 до 1950 года. Это было в основном организованное (то есть, как велось в те времена, “добровольно-принудительное”) переселение из ближайших к границам Украины областей РФ для заполнения этнодемографического вакуума после депортации крымскотатарского народа и представителей других этносов (греков, немцев, болгар, армян). Многие из этой волны переселения и их потомки до сих пор еще живут в домах, принадлежавших депортированным.
Вторая волна охватила период с 1950 до 1964 года, речь идет так же о преимущественно организованном переселении из российской “глубинки” для восстановления разрушенных войной городов, создания промышленности и реконструкции аграрного сектора.
Третья волна ‒ это период с 1964 до 1975 года, уже преимущественно стихийная миграция; в “поисках лучшей доли” люди из всех регионов РФ ехали в Крым, этому способствовала тогдашняя искусственная индустриализация (неразрывно связанная с усиленной милитаризацией) полуострова, называемого в СССР “непотопляемым авианосцем”.
Последняя же, четвертая волна миграции выплеснулась на полуостров с 1975-го и до конца 1980-х; это была стихийная миграция в связи с ухудшением жизненных условий в Центральной России. Люди этой последней волны в большей степени, чем всех предыдущих, стали самыми яркими носителями антиукраинских настроений, они имеют самые прочные и разветвленные личные связи с Россией, ощущая себя ее посланцами на юге, они, как правило, охотно рекрутировались в различные антиукраинские организации и участвовали в операции “КрымНаш”.
Антиукраинские настроения были и являются мощными и среди потомков организованного довоенного заселения Крыма и послевоенной колонизации опустошенного полуострова.
Все четыре миграционные волны подкреплялись своеобразными “осадниками” ‒ то есть отставными военными российского происхождения, получавшими далеко не худшие условия при расселении; значительная их часть (особенно из среды бывших политработников) была априори настроена антиукраински.
В целом, население российского этнического происхождения после 1991 года имело достаточно высокий уровень российско-советского самосознания (в этом регионе разница между ними де-факто не ощущалась), но тесно связанного с экономическими факторами, прежде всего личным благосостоянием (поскольку либо сами эти русские, или их деды и отцы в разное время прибыли в Крым, рассчитывая на жизненные блага). То есть в случае принципиального улучшения экономической ситуации в Украине в прошлые годы Кремль вряд ли сумел бы осуществить достаточно массовую мобилизацию населения, кроме представителей определенных отчаянно антиукраинских групп, для поддержки своих “зеленых человечков”.
И хотя этнические русские Крыма были меньше населения других регионов Украины готовы к восприятию украинского языка, культуры, истории, однако социально-экономический фактор мог побудить большинство из этой категории населения смириться с пребыванием в составе Украинского государства. Как известно, произошло иначе ‒ и немалую роль здесь сыграли щедрые обещания едва ли не райской жизни в случае присоединения к России в 2014 году и немалые средства, брошенные в первые месяцы в социальную сферу полуострова для закрепления российской оккупации.
Не меньшую роль сыграл и другой фактор. Среди значительной части крымского населения российского этнического происхождения после 1 декабря 1991 года царили настроения выжидания и склонности к лояльности в отношении Украины, и даже интеграции в украинское общество. Однако отсутствие политической воли официального Киева, его слабая, невнятная, нерешительная политика в Крыму сформировала другие настроения: мол, Украина ‒ это несерьезно и ненадолго. А среди бывших военных и служащих, которые в основном имеют привычку уважать любую, но строгую и решительную власть, украинская власть времен Кравчука, Кучмы и Ющенко вызывала только безграничное пренебрежение и презрение.
Вместе с тем в Крыму до 2014 года проживало примерно полмиллиона этнических украинцев. При этом по результатам проведенной оккупантами “переписи” их число резко упало до 300 тысяч, что лишний раз доказывает террористический характер российской оккупации, потому что люди боятся правдиво указывать свое этническое происхождение; так же резко возросла численность россиян, что свидетельствует о том же самом.
До Второй мировой войны этнические украинцы составляли менее 15% населения. Первая волна их переселения на полуостров охватывает период 1954-1960 годы; это были люди, привыкшие к жизни в степных условиях и призванные спасти крымское сельское хозяйство. Вторая волна ‒ 1961-1975 годы ‒ это уже “призыв” в милитаризированную экономику полуострова. Третьей же волны практически не было, было какое-то движение, но незначительное (распределение после вузов, расселение отставников и т. д.). Присоединение Крыма к УССР не повлекло за собой “украинизации”, касавшейся хотя бы той пятой части населения, которую в этот момент составляли украинцы. С начала 1960-х украинцы стабильно составляли около четверти населения полуострова, однако в массе своей становились все более русифицированными.
Не изменилась существенно ситуация и после 1991 года. Со стороны официального Киева местные украинцы никогда не замечали сколько-нибудь значительного внимания. Комплекс неполноценности украинцев Крыма усиливало видение ими мощной, даже навязчивой поддержки, оказываемой Россией местным русским в области культуры (конечно, весьма специфически “отфильтрованной”), языка, образования и т. п. Украинские политические и общественные организации полуострова все это время были очень слабыми, разобщенными и расколотыми внутренними конфликтами. Такое положение способствовало политической апатии крымского украинства, в массе своей оно не протестовало против своего включения в “народ Крыма”, а кое-кто и сыграл немалую роль в антиукраинской деятельности и в содействии действиям “вежливых зеленых человечков” в 2014 году.
Значительно более организованной силой выступали в Крыму крымские татары. До оккупации их насчитывали около 300 тыс. человек, но по “переписи” 2014 года их оказалось только 232 тысячи ‒ существенно меньше, чем в 2001 году. Зато в 3,5 раза возросло количество “просто” татар, которые стали четвертым по количеству этносом полуострова. Впрочем, если добавить к 232 тысячам количество “прироста” и число крымских татар, выехавших на “материковую” Украину, как раз получим те же 300 тысяч. Иными словами, это еще одно свидетельство террора на полуострове и почти точные данные, какое количество крымских татар согласилось жить по нормам “русского мира”.
Итак, можем сделать несколько выводов.
Во-первых, центральная украинская власть не смогла (или не захотела?) мобилизовать своих активных и потенциальных сторонников на полуострове, а при должной работе они могли составлять не менее трети населения.
Во-вторых, не были нейтрализованы откровенные и потенциальные украинофобы, что позволило оккупантам, используя мощные рычаги пропаганды, в первое время опереться в своих действиях на поддержку примерно трети населения.
В-третьих, в этих условиях большая часть крымчан была и осталась “болотом”, готовым поддержать или принять любую власть, способную обеспечить средний (по еще советской мерке) уровень и политическую стабильность.
В-четвертых, оценка потенциально проукраинских сил в оккупированном Крыму в 20% населения представляется нам слишком оптимистичной ‒ реально речь должна идти о 10-12%; эта цифра может заметно вырасти только в случае неоспоримых экономических и политических успехов Украины.
В-пятых, даже при самых благоприятных обстоятельствах уровень поддержки Украины в Крыму вряд ли превысит треть взрослого населения, поэтому в перспективе речь должна идти о нейтрализации сил “русского мира” и выработке “соглашения о лояльности” с “болотом”.
Наконец, этнополитическая динамика на полуострове имеет тенденцию развития в не слишком благоприятном для Украины направлении, что следует учитывать украинским политикам и аналитикам.
