Когда в августе 1991-го путчисты пытались спасти агонизирующую советскую империю, ГКЧП не дождался народной поддержки.
В тот момент казалось, что советский проект окончательно и бесповоротно отправлен на свалку истории.
Но спустя четверть века по СССР тоскуют миллионы, а руководство РФ превратило эту ностальгию в мощное пропагандистское оружие.
И поклонники, и противники считают Путина реставратором Советского Союза – хотя оснований для этого немного.
Представим, что обычный советский школьник Коля Герасимов нашел в подвале машину времени и отправился в прекрасное далеко. Что он увидит в России XXI века?
Премьер-министра Медведева, издевающегося над низкими учительскими зарплатами.
Главу “Роснефти” Сечина с новой супругой и новой яхтой за 150 миллионов долларов.
Реакционных церковников, насаждающих мракобесие при поддержке властей.
Пещерных расистов, обзывающих чернокожего американца Обаму “обезьяной”.
Бульдозеры, демонстративно уничтожающие продукты питания.
Журналиста Киселева, с упоением фантазирующего о радиоактивном пепле в эфире государственного телевидения…
Словом, мальчик Коля увидит тот самый “звериный оскал капитализма”, которым его пугали в школе.
По иронии судьбы, у путинской России больше общего не с СССР, а с карикатурным советским представлением о загнивающей загранице.
В Российской Федерации успешно материализовались все старые антизападные страшилки – при том, что на реальном Западе уже давно не встретишь столь разительных социальных контрастов, запредельной коррупции, махрового клерикализма, расизма, ксенофобии и милитаристской истерии.
Но вопиющее несоответствие РФ советским идеалам не мешает апеллировать к советскому прошлому и эксплуатировать ностальгию по несуществующей стране.
Разумеется, это не возрождение СССР – это игра в СССР. Пропагандистский симулякр в духе ролевиков, изображающих вымышленное Средиземье или страну Семи королевств. Только, в отличие от безобидных ролевых забав, кремлевская игра разрушает реальные судьбы и убивает по-настоящему.
Ставка Кремля на ностальгирующих обывателей оказалась беспроигрышной.
Каким бы мрачным и деспотичным ни был Советский Союз, с ним все равно будут связаны сентиментальные воспоминания. Подобное отношение к прошлому распространено во всем мире, и проблема постсоветской ностальгии не в том, что она неестественна, а в том, как ее используют.
Американец может любоваться автомобилями 1950-х, исчезнувшими “Хадсонами”, “Нэшами” и “Де Сото” – но при этом не начнет расхваливать политику маккартизма или расовую сегрегацию.
Француз может пересматривать черно-белые картины с Бурвилем и Габеном, но это никак не повлияет на его отношение к режиму Четвертой республики.
Австралиец может заметить, что в его детстве мороженое было вкуснее, но глубокомысленных идейных выводов из этого не сделает.
Зато всякий ностальгический штрих, связанный с СССР, – от любимых кинофильмов до пломбира за 19 копеек – преподносится как достижение советской системы и стимулирует мечты о возрождении сверхдержавы.
Разумеется, Путин не вернул страждущим ни ушедшее пионерское детство, ни комсомольскую юность, ни другие сентиментальные мотивы времен СССР.
Из всего советского наследия нынешний российский режим позаимствовал лишь отдельные черты – агрессивную внешнюю политику, репрессивные методы, воспевание ВОВ. Но этого оказалось достаточно, чтобы толпы обывателей поверили в возвращение прошлого.
Такова человеческая психология: воспринимаемый образ трансформируется в зависимости от наших ожиданий и прежнего опыта. Несколько знакомых черт помогают увидеть то, чего в действительности не видно.
Стоит нацарапать на бумаге корявый овал с ручками-ножками – и мы узнаем в этом рисунке человечка, мысленно добавив недостающие детали. Стоит предъявить народу новую холодную войну, диктаторскую власть, увешанных медалями ветеранов – и народ узнает СССР, домыслив остальные советские атрибуты.
Весной 2014-го Кремлю помогло именно то, что образ возрождаемой сверхдержавы дорисовывался самостоятельно.
В Крыму предвкушали возвращение золотого времени, когда полуостров был всесоюзной жемчужиной, самым престижным из доступных курортов.
На Донбассе живо представляли, как вернется шахтерская слава и положение привилегированного региона, обеспеченного высокими зарплатами и всевозможными льготами. Происходящее воспринималось именно так, поскольку в ностальгическом сознании все советские приметы тесно переплелись друг с другом: антиамериканизм – с патернализмом; ядерные ракеты – с копеечными продуктами; танки Т-72 – с отсутствием олигархов и т. д.
А потом оказалось, что знакомая обертка наполнена совершенно другим содержимым.
Что вслед за обличением США приходит не колбаса по 2.20, а девальвация рубля, безработица и стремительный рост цен.
Что пафосные Парады Победы спокойно сочетаются с олигархической роскошью и урезанием социалки.
Что, вновь став столицей, Москва не добавила конкурентоспобности крымскому турбизнесу.
Что вместе с русскими танками на Донбасс вернулся не брежневский застой, а разруха и беспредел в худших традициях бандитских девяностых.
Сколько бы в воюющей Украине ни проклинали “совков”, путинский косплей СССР ударил по ним больнее, чем по нам.
Мы принимаем гибель прежнего мира как неизбежность, приспосабливаемся к новым реалиям, боремся ради будущего – а они страдают бесцельно.
Война растоптала все идеалы постсоветского обывателя, привыкшего к государственной опеке и панически боящегося перемен. Вместо стабильности – наибольшие потрясения с начала 1990-х; вместо дружбы народов – окончательный разрыв между украинцами и россиянами; вместо социальной защищенности – сакраментальное “денег нет, но вы держитесь”.
С подачи Кремля миллионы людей пожертвовали будущим, надеясь вернуться в идеализированное прошлое.
Но никакого возвращения в СССР нет, не будет и быть не может – есть жестокая и циничная игра, в которой ностальгирующим массам отведена роль пешек. Чем выше поднимутся ставки, тем сильнее пострадает несчастный гомо советикус. А передумать и выйти из игры ему уже никто не позволит.
МИХАИЛ ДУБИНЯНСКИЙ
