Ночной разговор лидеров стран - участниц "нормандского формата" - отнюдь не доказательство того, что Минский процесс продолжается и его участники пытаются найти компромисс.
Это, скорее, доказательство постепенной утраты интереса. Встречи на высшем уровне заменены телефонными переговорами, конкретные консультации “живьём” проводят только главы внешнеполитических ведомств. И не могут ни о чем договориться – просто потому, что министры иностранных дел не заменяют президентов. Сергей Лавров, которого Владимир Путин направляет на такие переговоры, прекрасно понимает, что российский президент не собирается уходить с Донбасса. Что его задача – не договориться с коллегами, а обмануть коллег. А если не все коллеги хотят обманываться?
Нечто схожее происходит и во время ночного разговора. Пресс-служба украинского президента утверждает, что его участники обсуждали вопрос о полицейской миссии ОБСЕ. Это давняя идея украинской стороны, суть которой – в замене российских войск и их наёмников на оккупированных территориях международным миротворческим контингентом с полицейскими функциями. Именно такой контингент мог бы обеспечить контроль над полным прекращением огня, проведение настоящей предвыборной кампании и местных выборов.
Российская сторона – по крайней мере, по тому сообщению, которое опубликовано на сайте Кремля – не полемизирует с этой позицией. Но Путин говорит о “повышении эффективности деятельности в зоне конфликта Специальной мониторинговой миссии ОБСЕ путем придания ей дополнительных полномочий”. Специальная мониторинговая миссия – это, конечно, не полицейская миссия. Ни о каком её вооружении речи не идёт. Что такое дополнительные полномочия такой миссии – знают только Путин и Лавров.
Поэтому трудно не согласиться с Ольгой Айвазовской, обращающей внимание на разночтения в позициях Москвы и Киева. Эксперт Минской группы хочет дождаться коммюнике Берлина и Парижа, но я не очень верю, что это прояснит ситуацию. Не прояснит просто потому, что даже если Запад согласится с украинской позицией, это не изменит подходов Путина. А если Запад поддержит идею об “эффективности мониторинговой миссии”, это не даст возможности приблизиться к выборам. Настоящую российскую позицию выразил не Путин, а Захарченко, пообещавший, что не даст “оккупировать ДНР” под предлогом выборов и атакует любую вооруженную миссию. О каком урегулировании может идти речь, если оккупанты сохраняют во главе администрации “ДНР” агрессивного безумца?
Сдвиги начнутся только после того, как Путин окажется по-настоящему заинтересован в отмене санкций и нормализации отношений с Западом и будет готов пожертвовать оккупированными территориями ради этой нормализации. Российская экономика ещё недостаточно обвалилась для такого кардинального сдвига – а если санкции будут ослаблены, её обвала придётся ожидать ещё дольше. Но урегулирование на Донбассе нельзя обменять на здравый смысл, его можно обменять только на реальные риски для путинского режима.
А до возникновения – и осознания самим Путиным – таких рисков участникам “нормандского формата” останутся разве что ночные разговоры.
